Русскому деграданту, воспитанному в эпоху перестройки, забывшему национальные корни…

Русскому деграданту или new интенту (слегка обученному т.н. интеллигенту) с бренчащими в ушах наушниками, воспитанному в эпоху перестройки, забывшему национальные корни…

Соловьи

Музыка: В. Соловьев-Седой Слова: А. Фатьянов


Припев:                                            

Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,             
Пусть солдаты немного поспят,                      
Немного пусть поспят.                              

Пришла и к нам на фронт весна,                     
Солдатам стало не до сна --                        
Не потому, что пушки бьют,                         
А потому, что вновь поют,                          
Забыв, что здесь идут бои,                         
Поют шальные соловьи.                              

Припев.                                            

Но что война для соловья!                          
У соловья ведь жизнь своя.                         
Не спит солдат, припомнив дом                      
И сад зеленый над прудом,                          
Где соловьи всю ночь поют,                         
А в доме том солдата ждут.                         

Припев.                                            

А завтра снова будет бой —                         
Уж так назначено судьбой,                          
Чтоб нам уйти, недолюбив,                          
От наших жен, от наших нив,                        
Но с каждым шагом в том бою                        
Нам ближе дом в родном краю.                       

Припев (2 раза):                                  

Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат,             
Пусть солдаты немного поспят.

1942

Если дорог тебе твой дом, Где ты русским выкормлен был, Под бревенчатым потолком, Где ты, в люльке качаясь, плыл; Если дороги в доме том Тебе стены, печь и углы, Дедом, прадедом и отцом В нем исхоженные полы; Если мил тебе бедный сад С майским цветом, с жужжаньем пчел И под липой сто лет назад В землю вкопанный дедом стол; Если ты не хочешь, чтоб пол В твоем доме фашист топтал, Чтоб он сел за дедовский стол И деревья в саду сломал... Если мать тебе дорога — Тебя выкормившая грудь, Где давно уже нет молока, Только можно щекой прильнуть; Если вынести нету сил, Чтоб фашист, к ней постоем став, По щекам морщинистым бил, Косы на руку намотав; Чтобы те же руки ее, Что несли тебя в колыбель, Мыли гаду его белье И стелили ему постель... Если ты отца не забыл, Что качал тебя на руках, Что хорошим солдатом был И пропал в карпатских снегах, Что погиб за Волгу, за Дон, За отчизны твоей судьбу; Если ты не хочешь, чтоб он Перевертывался в гробу, Чтоб солдатский портрет в крестах Взял фашист и на пол сорвал И у матери на глазах На лицо ему наступал... Если ты не хочешь отдать Ту, с которой вдвоем ходил, Ту, что долго поцеловать Ты не смел,— так ее любил,— Чтоб фашисты ее живьем Взяли силой, зажав в углу, И распяли ее втроем, Обнаженную, на полу; Чтоб досталось трем этим псам В стонах, в ненависти, в крови Все, что свято берег ты сам Всею силой мужской любви... Если ты фашисту с ружьем Не желаешь навек отдать Дом, где жил ты, жену и мать, Все, что родиной мы зовем,— Знай: никто ее не спасет, Если ты ее не спасешь; Знай: никто его не убьет, Если ты его не убьешь. И пока его не убил, Ты молчи о своей любви, Край, где рос ты, и дом, где жил, Своей родиной не зови. Пусть фашиста убил твой брат, Пусть фашиста убил сосед,— Это брат и сосед твой мстят, А тебе оправданья нет. За чужой спиной не сидят, Из чужой винтовки не мстят. Раз фашиста убил твой брат,— Это он, а не ты солдат. Так убей фашиста, чтоб он, А не ты на земле лежал, Не в твоем дому чтобы стон, А в его по мертвым стоял. Так хотел он, его вина,— Пусть горит его дом, а не твой, И пускай не твоя жена, А его пусть будет вдовой. Пусть исплачется не твоя, А его родившая мать, Не твоя, а его семья Понапрасну пусть будет ждать. Так убей же хоть одного! Так убей же его скорей! Сколько раз увидишь его, Столько раз его и убей!

Я вся — тона жемчужной акварели, Я бледный стебель ландыша лесного, Я легкость стройная обвисшей мягкой ели, Я изморозь зари, мерцанье дна морского. Там, где фиалки и бледное золото Скованы в зори ударами молота, В старых церквах, где полет тишины Полон сухим ароматом сосны,— Я жидкий блеск икон в дрожащих струйках дыма, Я шелест старины, скользящей мимо, Я струйки белые угаснувшей метели, Я бледные тона жемчужной акварели.

Максимилиан Волошин. Избранные стихотворения.
Москва: Советская Россия, 1988.

* * *

Вот парадный подъезд. По торжественным дням, Одержимый холопским недугом, Целый город с каким-то испугом Подъезжает к заветным дверям; Записав свое имя и званье, Разъезжаются гости домой, Так глубоко довольны собой, Что подумаешь - в том их призванье! А в обычные дни этот пышный подъезд Осаждают убогие лица: Прожектеры, искатели мест, И преклонный старик, и вдовица. От него и к нему то и знай по утрам Всё курьеры с бумагами скачут. Возвращаясь, иной напевает "трам-трам", А иные просители плачут. Раз я видел, сюда мужики подошли, Деревенские русские люди, Помолились на церковь и стали вдали, Свесив русые головы к груди; Показался швейцар. "Допусти",- говорят С выраженьем надежды и муки. Он гостей оглядел: некрасивы на взгляд! Загорелые лица и руки, Армячишка худой на плечах, По котомке на спинах согнутых, Крест на шее и кровь на ногах, В самодельные лапти обутых (Знать, брели-то долгонько они Из каких-нибудь дальних губерний). Кто-то крикнул швейцару: "Гони! Наш не любит оборванной черни!" И захлопнулась дверь. Постояв, Развязали кошли пилигримы, Но швейцар не пустил, скудной лепты не взяв, И пошли они, солнцем палимы, Повторяя: "Суди его бог!", Разводя безнадежно руками, И, покуда я видеть их мог, С непокрытыми шли головами... А владелец роскошных палат Еще сном был глубоким объят... Ты, считающий жизнью завидною Упоение лестью бесстыдною, Волокитство, обжорство, игру, Пробудись! Есть еще наслаждение: Вороти их! в тебе их спасение! Но счастливые глухи к добру... Не страшат тебя громы небесные, А земные ты держишь в руках, И несут эти люди безвестные Неисходное горе в сердцах. Что тебе эта скорбь вопиющая, Что тебе этот бедный народ? Вечным праздником быстро бегущая Жизнь очнуться тебе не дает. И к чему? Щелкоперов забавою Ты народное благо зовешь; Без него проживешь ты со славою И со славой умрешь! Безмятежней аркадской идиллии Закатятся преклонные дни. Под пленительным небом Сицилии, В благовонной древесной тени, Созерцая, как солнце пурпурное Погружается в море лазурное, Полосами его золотя,- Убаюканный ласковым пением Средиземной волны,- как дитя Ты уснешь, окружен попечением Дорогой и любимой семьи (Ждущей смерти твоей с нетерпением); Привезут к нам останки твои, Чтоб почтить похоронною тризною, И сойдешь ты в могилу... герой, Втихомолку проклятый отчизною, Возвеличенный громкой хвалой!.. Впрочем, что ж мы такую особу Беспокоим для мелких людей? Не на них ли нам выместить злобу?- Безопасней... Еще веселей В чем-нибудь приискать утешенье... Не беда, что потерпит мужик: Так ведущее нас провиденье Указало... да он же привык! За заставой, в харчевне убогой Всё пропьют бедняки до рубля И пойдут, побираясь дорогой, И застонут... Родная земля! Назови мне такую обитель, Я такого угла не видал, Где бы сеятель твой и хранитель, Где бы русский мужик не стонал? Стонет он по полям, по дорогам, Стонет он по тюрьмам, по острогам, В рудниках, на железной цепи; Стонет он под овином, под стогом, Под телегой, ночуя в степи; Стонет в собственном бедном домишке, Свету божьего солнца не рад; Стонет в каждом глухом городишке, У подъезда судов и палат. Выдь на Волгу: чей стон раздается Над великою русской рекой? Этот стон у нас песней зовется - То бурлаки идут бечевой!.. Волга! Волга!.. Весной многоводной Ты не так заливаешь поля, Как великою скорбью народной Переполнилась наша земля,- Где народ, там и стон... Эх, сердечный! Что же значит твой стон бесконечный? Ты проснешься ль, исполненный сил, Иль, судеб повинуясь закону, Всё, что мог, ты уже совершил,- Создал песню, подобную стону, И духовно навеки почил?..

Вот и лето прошло, Словно и не бывало. На пригреве тепло. Только этого мало. Всё, что сбыться могло, Мне, как лист пятипалый, Прямо в руки легло. Только этого мало. Понапрасну ни зло, Ни добро не пропало, Всё горело светло. Только этого мало. Жизнь брала под крыло, Берегла и спасала. Мне и вправду везло. Только этого мало. Листьев не обожгло, Веток не обломало... День промыт, как стекло. Только этого мало.

Твое лицо мне так знакомо, Как будто ты жила со мной. В гостях, на улице и дома Я вижу тонкий профиль твой. Твои шаги звенят за мною, Куда я ни войду, ты там, Не ты ли легкою стопою За мною ходишь по ночам? Не ты ль проскальзываешь мимо, Едва лишь в двери загляну, Полувоздушна и незрима, Подобна виденному сну? Я часто думаю, не ты ли Среди погоста, за гумном, Сидела, молча на могиле В платочке ситцевом своем? Я приближался - ты сидела, Я подошел - ты отошла, Спустилась к речке и запела... На голос твой колокола Откликнулись вечерним звоном... И плакал я, и робко ждал... Но за вечерним перезвоном Твой милый голос затихал... Еще мгновенье - нет ответа, Платок мелькнает за рекой... Но знаю горестно, что где-то Еще увидимся с тобой.

По вечерам над ресторанами Горячий воздух дик и глух, И правит окриками пьяными Весенний и тлетворный дух. Вдали над пылью переулочной, Над скукой загородных дач, Чуть золотится крендель булочной, И раздается детский плач. И каждый вечер, за шлагбаумами, Заламывая котелки, Среди канав гуляют с дамами Испытанные остряки. Над озером скрипят уключины И раздается женский визг, А в небе, ко всему приученный Бесмысленно кривится диск. И каждый вечер друг единственный В моем стакане отражен И влагой терпкой и таинственной Как я, смирен и оглушен. А рядом у соседних столиков Лакеи сонные торчат, И пьяницы с глазами кроликов «In vino veritas!»¹ кричат. И каждый вечер, в час назначенный (Иль это только снится мне?), Девичий стан, шелками схваченный, В туманном движется окне. И медленно, пройдя меж пьяными, Всегда без спутников, одна Дыша духами и туманами, Она садится у окна. И веют древними поверьями Ее упругие шелка, И шляпа с траурными перьями, И в кольцах узкая рука. И странной близостью закованный, Смотрю за темную вуаль, И вижу берег очарованный И очарованную даль. Глухие тайны мне поручены, Мне чье-то солнце вручено, И все души моей излучины Пронзило терпкое вино. И перья страуса склоненные В моем качаются мозгу, И очи синие бездонные Цветут на дальнем берегу. В моей душе лежит сокровище, И ключ поручен только мне! Ты право, пьяное чудовище! Я знаю: истина в вине.

Примечания
1. In vino veritas! — Истина — в вине! (лат.)

Владимир Маяковский
ВО ВЕСЬ ГОЛОС

Первое вступление в поэму Уважаемые товарищи потомки! Роясь в сегодняшнем окаменевшем дерьме, наших дней изучая потемки, вы, возможно, спросите и обо мне. И, возможно, скажет ваш ученый, кроя эрудицией вопросов рой, что жил-де такой певец кипяченой и ярый враг воды сырой. Профессор, снимите очки-велосипед! Я сам расскажу о времени и о себе. Я, ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный, ушел на фронт из барских садоводств поэзии — бабы капризной. Засадила садик мило, дочка, дачка, водь и гладь — сама садик я садила, сама буду поливать. Кто стихами льет из лейки, кто кропит, набравши в рот — кудреватые Митрейки, мудреватые Кудрейки — кто их к черту разберет! Нет на прорву карантина — мандолинят из-под стен: «Тара-тина, тара-тина, т-эн-н...» Неважная честь, чтоб из этаких роз мои изваяния высились по скверам, где харкает туберкулез, где б... с хулиганом да сифилис. И мне агитпроп в зубах навяз, и мне бы строчить романсы на вас,— доходней оно и прелестней. Но я себя смирял, становясь на горло собственной песне. Слушайте, товарищи потомки, агитатора, горлана-главаря. Заглуша поэзии потоки, я шагну через лирические томики, как живой с живыми говоря. Я к вам приду в коммунистическое далеко не так, как песенно-есененный провитязь. Мой стих дойдет через хребты веков и через головы поэтов и правительств. Мой стих дойдет, но он дойдет не так,— не как стрела в амурно-лировой охоте, не как доходит к нумизмату стершийся пятак и не как свет умерших звезд доходит. Мой стих трудом громаду лет прорвет и явится весомо, грубо, зримо, как в наши дни вошел водопровод, сработанный еще рабами Рима. В курганах книг, похоронивших стих, железки строк случайно обнаруживая, вы с уважением ощупывайте их, как старое, но грозное оружие. Я ухо словом не привык ласкать; ушку девическому в завиточках волоска с полупохабщины не разалеться тронуту. Парадом развернув моих страниц войска, я прохожу по строчечному фронту. Стихи стоят свинцово-тяжело, готовые и к смерти и к бессмертной славе. Поэмы замерли, к жерлу прижав жерло нацеленных зияющих заглавий. Оружия любимейшего род, готовая рвануться в гике, застыла кавалерия острот, поднявши рифм отточенные пики. И все поверх зубов вооруженные войска, что двадцать лет в победах пролетали, до самого последнего листка я отдаю тебе, планеты пролетарий. Рабочего громады класса враг — он враг и мой, отъявленный и давний. Велели нам идти под красный флаг года труда и дни недоеданий. Мы открывали Маркса каждый том, как в доме собственном мы открываем ставни, но и без чтения мы разбирались в том, в каком идти, в каком сражаться стане. Мы диалектику учили не по Гегелю. Бряцанием боев она врывалась в стих, когда под пулями от нас буржуи бегали, как мы когда-то бегали от них. Пускай за гениями безутешною вдовой плетется слава в похоронном марше — умри, мой стих, умри, как рядовой, как безымянные на штурмах мерли наши! Мне наплевать на бронзы многопудье, мне наплевать на мраморную слизь. Сочтемся славою — ведь мы свои же люди,— пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм. Потомки, словарей проверьте поплавки: из Леты выплывут остатки слов таких, как «проституция», «туберкулез», «блокада». Для вас, которые здоровы и ловки, поэт вылизывал чахоткины плевки шершавым языком плаката. С хвостом годов я становлюсь подобием чудовищ ископаемо-хвостатых. Товарищ жизнь, давай быстрей протопаем, протопаем по пятилетке дней остаток. Мне и рубля не накопили строчки, краснодеревщики не слали мебель на дом. И кроме свежевымытой сорочки, скажу по совести, мне ничего но надо. Явившись в Це Ка Ка идущих светлых лет, над бандой поэтических рвачей и выжиг я подыму, как большевистский партбилет, все сто томов моих партийных книжек.

Я спросил сегодня у менялы, Что дает за полтумана по рублю, Как сказать мне для прекрасной Лалы По-персидски нежное "люблю"? Я спросил сегодня у менялы Легче ветра, тише Ванских струй, Как назвать мне для прекрасной Лалы Слово ласковое "поцелуй"? И еще спросил я у менялы, В сердце робость глубже притая, Как сказать мне для прекрасной Лалы, Как сказать ей, что она "моя"? И ответил мне меняла кратко: О любви в словах не говорят, О любви вздыхают лишь украдкой, Да глаза, как яхонты, горят. Поцелуй названья не имеет, Поцелуй не надпись на гробах. Красной розой поцелуи веют, Лепестками тая на губах. От любви не требуют поруки, С нею знают радость и беду. "Ты - моя" сказать лишь могут руки, Что срывали черную чадру. 1924

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++ Алексей Константинович Толстой

ИСТОРИЯ
ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО
ОТ ГОСТОМЫСЛА ДО ТИМАШЕВА

                            Вся земля наша велика и обилна,

                        а наряда в ней нет.

                                  Нестор, летопись, cтр. 8

       Послушайте, ребята,

       Что вам расскажет дед.

       Земля наша богата,

       Порядка в ней лишь нет.

       A эту правду, детки,

       За тысячу уж лет

       Смекнули наши предки:

       Порядка-де, вишь, нет.

       И стали все под стягом,

       И молвят: "Как нам быть?

       Давай пошлем к варягам:

       Пускай придут княжить.

       Ведь немцы тороваты,

       Им ведом мрак и свет,

       Земля ж у нас богата,

       Порядка в ней лишь нет".

       Посланцы скорым шагом

       Отправились туда

       И говорят варягам:

       "Придите, господа!

       Мы вам отсыплем злата,

       Что киевских конфет;

       Земля у нас богата,

       Порядка в ней лишь нет".

       Варягам стало жутко,

       Но думают: "Что ж тут?

       Попытка ведь не шутка -

       Пойдем, коли зовут!"

8 48

      Сев Алексей на царство,

      Тогда роди Петра.

      Пришла для государства

      Тут новая пора.

      Царь Петр любил порядок,

      Почти как царь Иван,

      И так же был не сладок,

      Порой бывал и пьян.

       Он молвил: "Мне вас жалко,

       Вы сгинете вконец;

       Но у меня есть палка,

       И я вам всем отец!..

       Не далее как к святкам

       Я вам порядок дам!"

       И тотчас за порядком

       Уехал в Амстердам.

       Вернувшися оттуда,

       Он гладко нас обрил,

       А к святкам, так что чудо,

       В голландцев нарядил.

       Hо это, впрочем, в шутку,

       Петра я не виню:

       Больному дать желудку

       Полезно ревеню.

       Хотя силeн уж очень

       Был, может быть, прием;

       А все ж довольно прочен

       Порядок стал при нем.

       Но сон объял могильный

       Петра во цвете лет,

       Глядишь, земля обильна,

       Порядка ж снова нет.

       Тут кротко или строго

       Царило много лиц,

       Царей не слишком много,

       А более цариц.

       Бирон царил при Анне;

       Он сущий был жандарм,

       Сидели мы как в ванне

       При нем, da... Gott erbarm!7

       Веселая царица

       Была Елисавeт:

       Поет и веселится,

       Порядка только нет.

       Какая ж тут причина

       И где же корень зла,

       Сама Екатерина

       Постигнуть не могла.

       "Madame, при вас на диво

       Порядок расцветет,-

       Писали ей учтиво

       Вольтер и Дидерот,-

       Лишь надобно народу,

       Которому вы мать,

       Скорее дать свободу,

       Скорей свободу дать".

       "Messieurs,- им возразила

       Она,- vous me comblez"8,-

       И тотчас прикрепила

       Украинцев к земле.

       За ней царить стал Павел,

       Мальтийский кавалер,

       Но не совсем он правил

       На рыцарский манер.

       Царь Александер Первый

       Настал ему взамен,

       В нем слабы были нервы,

       Но был он джентльмен.

       Когда на нас в азарте

       Стотысячную рать

       Надвинул Бонапарте,

       Он начал отступать.

       Казалося, ну, ниже

       Нельзя сидеть в дыре,

       Ан глядь: уж мы в Париже,

       С Louis le Desire.

       В то время очень сильно

       Расцвел России цвет,

       Земля была обильна,

       Порядка ж нет как нет.

       Последнее сказанье

       Я б написал мое,

       Но чаю наказанье,

       Боюсь monsieur Veillot.

69 81

       Что аз же многогрешный

       На бренных сих листах

       Не дописах поспешно

       Или переписах,

       То, спереди и сзади

       Читая во все дни,

       Исправи правды ради,

       Писанья ж нe кляни.

      Составил от былинок

      Рассказ немудрый сей

      Худый смирениый инок,

      Раб божий Алексей.

     ___________

     1 Ведь это позор - мы должны убраться прочь (нем.).- Ред.

     2 Уйти было бы неприлично, может быть, это не так уж плохо (нем.).- Ред.

     3 Мы справимся, давайте попробуем  (нем.).- Ред.

     4 Это был великий воин (нем.).- Ред.

     5 Такова была последовательность (нем.).- Ред.

     6 Тогда пришел конец старой религии (нем.).-  Ред.

     7 Помилуй бог! (нем.).- Ред.

     8 Господа, вы слишком добры ко мне (франц.).- Ред.

     9 В полном составе (лат.).- Ред.

1868

А.С.Пушкин

Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.

Потерпите - я наведу здесь порядок: добавлю и построю...
Л.Русланова. Валенки (звук mp3)
Л.Сметанников. Живет моя отрада... (звук mp3)
Н.Гедда. Вдоль по улице... (звук mp3)
В.Левко. Над полями, да над чистыми (звук mp3)
Трио Реликт. По диким степям Забайкалья (звук mp3)
Возьми себя в руки! Cожми свою волю в кулак! Сникерсни хоть раз в жизни! Слушай до конца!
Каждую три раза! Проверь себя!
Если сможешь - ты настоящий свободный гражданин великой России...
Замечательные треки саунда в прошлом великого народа:

about pretty russian woman,

about russian loser,

about native country,

s legkim parom!

Отличное качество звучания! Большое и бесплатное удовольствие!
Солдатская песня времен Отечественной войны (звук mp3)

Запад и Россия: война в сфере мелодий и ритмов продолжается.

Мы терпим поражение, но "будет и на нашей улице праздник"...

На унизительность для российских граждан повсеместного увлечения западными мелодиями и ритмами никто не обращает внимания. Послушайте, напр, "Радио России"...
Запад, между тем, не приемлет кривляний наших доморощенных поп-див. Запад чтит Чайковского, Прокофьева, Стравинского, Рахманинова, Шостаковича и пр., творчество которых в России не востребовано в полной мере широкими народными массами. С полным основанием можно сказать, что для россиян в музыкальном плане "нет пророка в своем отечестве". Воспринимать всерьез Пугачеву и пр. отечественных скоморохов могут только деграданты. Наш премьер Д. Анатольевич Медведев открыто декларирует пристрастие к Битлз, и не видит в этом ничего зазорного. Для выступления сэра Маккартни готовы предоставить святую Красную площадь...

Даже теперь, когда Запад щелкнул нас по носу санкциями - знайте свое место! - ничего не изменилось: детишки тотально транслируют в телефонах западные "буги-вуги", ибо учителя и родители ничего другого просто не знают. Своя родная напрочь забыта и считается чем-то неприлично древним...

Прошли те славные времена, когда в ходу был сформулированный Маяковским идеологический императив - "у советских собственная гордость: на буржуев смотрим свысока"?

Теперь мы сами стали "буржуями" (обывателями-любителями шоппинга, потребителями западного образа жизни, западных продуктов), нас именно к этому вела "команда" Джорджа Гайдара...
Только экстраординарные события способны пробудить всплеск былой пассионарности россиян, заставить их вспомнить отечественное музыкальное творчество типа гимна "Легендарный Севастополь".

Сакраментальную песню "С чего начинается родина" (связанную с фильмом "Щит и меч" о нашем чекисте-разведчике Й.Вайсе) многие знают, а вот "Хотят ли русские войны?" - актуальна, но изрядно подзабыта.

Так кого же мы выбираем: Фрэнк Синатра и Битлз или Хор им. Пятницкого? Фрэнк+Синатра+-+Путники+в+ночи(music.day.az).mp3 "Путники в ночи" или "Ой, туманы мои, растуманы"?

NB. Без комментариев. Музыкальные пристрастия Ильи Д.Медведева: ""коллективы Linkin Park, The Beatles, Сплин и Машина времени.""

"Так победим!"?

К окончанию Второй мировой. Военные марши царской, советской и российской армии - в конце раздела 70-тия Победы!

Марш Преображенского полка. Один из первых российских гвардейских полков, сформированных из "потешных" Петра I, по имени подмосковного сельца
Гренадерский марш
Егерский марш
Марш Прощание славянки
Марш артиллеристов
Столичный марш
Марш Парад
Марш Триумф победителей
Победный марш
Гвардейский встречный марш
День Победы
Строевой Марш
Марш морской гвардии
Марш танкистов
Марш сталинской авиации (детский хор)
Марш Рокоссовский
Марш Легендарный Севастополь
Марш Тоска по Родине
Марш Радость Победы
Марш В боевой поход
Советский марш Да здравствует наша держава звучит на каждом параде. И на открытии Международного военно-музыкального фестиваля «Спасская башня».