Как сражался целый год с польской шляхтой наш народ

К годовщине 22-го октября 1612 года

Хроника Смутного времени в представлении акад. С.Ф.Платонова (1910 г.) и Н.Кончаловской (1947)

 

Русской православной церкви,

великим гражданам России Минину и Пожарскому

 

...Вокруг патриарха собирались все те, кто понимал польскую опасность и хотел бороться против Сигизмунда. Но эти патриоты пока не решались на открытую борьбу, потому что боялись возобновления домашних междоусобий от Вора, который сидел в Калуге и выжидал удобной минуты действовать в свою пользу. Вдруг в Москве получена была весть, что Вор убит (11-го декабря 1610 года) на охоте своим же придворным. У русских людей развязались руки: они думали, что теперь могут восстать на поляков, не опасаясь попасть между двух огней. Восстание скоро и началось.

§ 72. Первое ополчение против поляков и его неудача. На Рождестве 1610 года патриарх Гермоген разослал уже по городам свои грамоты, призывая русских людей подняться против Сигизмун­да, который не дает на царство своего сына, осаждает Смоленск и думает владеть самою Москвою. Узнав об этих грамотах, Гонсевский и подчинившиеся ему московские бояре взяли Гермогена под стражу и отобрали от него его писцов. Но дело было сделано: города получили призыв патриарха и поднялись против короля. По всей стране собирались воинские люди и направлялись к Москве для ее освобождения от польского гарнизона. С севера шли городские ополчения — такие же, какие незадолго до того сражались против тушинцев вместе с князем Скопиным. Из центральных областей поднимались дворянские отряды. С юга и из Калуги приближались казачьи отряды, служившие тушинскому вору, а теперь желавшие послужить Москве против внешнего общего врага. Из многих вождей громадного ополчения особенно выдавались трое: рязанский воевода Прокопий Ляпунов, происходивший из рязанских же дворян; тушинский боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой и казачий атаман (пожалованный в бояре Вором) Иван Заруцкий. К Пасхе года ополчения должны были со всех сторон подойти к стенам Москвы.

Польский гарнизон в Москве знал о движении на Москву земской рати и готовился к обороне. Поляки занимали две внутренние крепости Москвы, Кремль и Китай-город. Эти крепости были окру­жены «Белым городом» с белою каменною стеною (на ее месте московские бульвары), а Белый город был окружен еще «Земляным городом» с земляным валом (на его месте теперь Садовая улица). Защищать громадное пространство города Белого и Земляного у поляков не было сил, и они поэтому решили выжечь эти части Москвы, чтоб земские ополчения не могли найти в них для себя опору и прикрытие. Так всегда поступали в то время: выжигали все постройки «посадов», окружавших крепостные стены. Поводом к этому делу послужила уличная ссора (на Страстной неделе, 10-го марта года) между поляками и москвичами. Поляки напали на москвичей в Китай-городе, множество перебили, остальных же выбили вон, в Белый город. Затем за толпою они сами выехали в Белый город и успели его поджечь во многих местах. Москва выгорела вся как раз перед приходом земской рати. Передовые отряды земских войск под начальством воеводы г. Зарайска, князя Дмитрия Михайловича Пожарского, успели прийти в Москву еще во время уличного боя с поляками и вместе с москвичами вогнали врага в Кремль и Китай. (При этом сам Пожарский был тяжело ранен). Все же войско собралось на развалинах Москвы в течение Святой недели и немедленно начало осаду.

Разорение и осада Москвы уничтожили всякое значение для земли московского правительства. Никто уже не повиновался боярам и чиновникам, сидевшим в осаде вместе с поляками. Они стали явными изменниками и врагами своего народа, потому что служили королю и воевали с русской ратью, осадившею Москву. Вместо изменной московской власти надобно было создать другую. В подмосковном земском ополчении и постарались об этом. Выборные люди от разных частей ополчения сошлись на общий совет и «всею землею» установили правительство для своей рати и для всего государства. Для управления войском и землей они избрали «троеначальников»: Пр. Ляпунова, князя Д. Трубецкого и Н. Заруцкого. Для ведения дел устроены были, взамен московских, новые учреждения или «приказы»: Разряд и По­местный приказ — для управления службою и землевладением ратных людей, Большой дворец и Большой Приход — для хозяйственных и денежных дел и т.д. Особым приговором (30-го июня года) «вся земля» определила порядок ведения разных дел, земельных и слу­жебных, как в рати, так и в городах. Словом, в подмосковном лагере образовалась новая государственная власть, которая должна была заменить собою боярское правительство в Москве и должна была поддерживать порядок по всей Руси.

Однако эта власть существовала очень недолго. Было сказано, что в земское ополчение охотно шли не только дворяне и горожане, но и тушинские казаки, «воры», служившие ранее второму самоз­ванцу. Когда они сошлись под Москвою с дворянами землевладельцами, между ними вспыхнула старая вражда и междоусобие, как это было и в лагере Болотникова (§ 70). Казачество пополнялось по преимуществу беглыми крестьянами и холопами, ненавидившими крепостной порядок, который господствовал тогда в государстве. Дворяне же всеми силами старались о поддержании этого порядка, о наилучшем прикреплении крестьян и холопов, без которых зем­левладельцы не могли вести своего хозяйства. На совещаниях «всей земли» или ратного совета под Москвою дворяне настояли на том, чтобы возвращать владельцам их беглых людей, не допуская их ухода в казаки. С другой стороны, дворяне старались подчинить себе казачью вольницу, бывшую в ополчении и склонную к грабежам и буйству. Выразителем дворянских стремлений был Пр. Ляпунов, властный и горячий человек; другие же начальники, кн. Трубецкой и Заруцкий, представляли собою другую сторону рати, тушинцев и казаков. Между воеводами начались нелады. Казачество ненавиде­ло Ляпунова, считая его своим главным врагом. Несколько раз покушались они убить Ляпунова; наконец, зазвали его в свой «круг» (сходку) и зарубили саблями. После этого они стали так насильничать над дворянами и горожанами, что те разбежались из-под Москвы по домам. Ополчение распалось, и к осени года, после того как воры «розгонили» (то есть разогнали) дворян, под Москвою остались одни казачьи «таборы», в которых сидело до десяти тысяч казаков. Они продолжали осаду Москвы, но не имели сил взять город. Они хотели управлять всею землею, и Трубецкой с Заруцким называли себя правителями государства. Но так как казаки только грабили и насильничали по городам и дорогам, то никто не желал им подчиняться, и все города искали средства избавиться от них.

Так печально окончилось первое земское ополчение против поляков.

 

§ 73. Второе ополчение против поляков и освобождение Мо­сквы. К осени года положение Московского государства стало отчаянным. Поляки занимали Москву и взяли Смоленск после двухлетней геройской защиты. Вместе со Смоленском перешли во власть короля и другие города по юго-западной границе. Шведы, ставшие открытыми врагами Москвы после избрания Владислава в цари, захватили Новгород и Финское побережье. Таким образом, вся западная часть государства оказалась в руках врагов. Земское ополчение распалось. Казаки грабили и своевольничали. Никакого правительства не существовало, и русские люди, не желавшие повиноваться ни полякам в Москве, ни казакам под Москвою, были предоставлены самим себе. Города, ожидавшие обыкновенно ука­заний из Москвы, теперь не знали, что делать и откуда ждать совета и приказа. Отчаяние русских людей было полное: оплакивая свое погибшее царство, они просили Бога, чтобы Он сохранил хотя бы остаток народа русского от зол смуты и от насилия врагов. Казалось, всему приходил конец.

В эти ужасные дни раздавались, однако, голоса мужественных представителей духовенства. Выдержав тяжелую осаду, Троице-Сергиев монастырь поступил под руководство нового архимандрита Дионисия. Дионисий, которого наша церковь чтит преподобным, был человек исключительной доброты и благородства. Он необык­новенно развил благотворительную и патриотическую деятельность своего славного монастыря. Братия монастыря призревала больных и раненых, хоронила умерших, одевала и кормила бедных, собирая их отовсюду, где только могла найти. Для того чтобы обеспечить безопасность в смутное время себе и своим призреваемым, монастырь должен был просить защиты и помощи у казачьих бояр Трубецкого и Заруцкого (с которыми особенно был дружен известный келарь монастыря Авраамий Палицын). В то же время власти монастыря считали своим долгом нравственно действовать на народ, побуждая его соединиться против врагов веры и государства, против короля и поляков. В монастыре составлялись грамоты, призывавшие города идти на помощь русскому войску, осаждавшему Москву, и выбить из столицы польский гарнизон. Монастырская братия не принимала во внимание, что русское войско под Москвою стало казачьим, воровским и враждовало с земщиной, разогнав из-под Москвы зем­ских людей. Всех русских людей одинаково призывали монахи на подвиг за веру и отечество в своих отлично составленных, красно­речивых грамотах. Посылая эти грамоты по всей земле, они думали всех примирить и снова объединить в одном патриотическом движе­нии. Но не так думал патриарх Гермоген, живший в осажденном Кремле под стражею и угнетаемый поляками и изменниками за нежелание служить Сигизмунду. Он видел, что созванное им опол­чение проиграло свое дело и распалось от казачьего воровства. Он знал, что казаки, имея в своих таборах Марину Мнишек, задумали воцарить в Московском государстве сына ее Ивана, называемого «Воренком». Считая казачье воровство и самозванщину главным злом, патриарх всеми средствами, как только мог, учил русских людей не верить казакам и бороться с ними, как с лютыми врагами. Когда к нему проникали его почитатели за благословением и поуче­нием, Гермоген устно передавал им свою мысль о необходимости борьбы с казачеством. Когда было можно, он писал грамотки о том же в города. Сохранилась такая его грамотка, посланная к ниже­городцам.

Итак, в дни общего уныния и растерянности духовенство подняло свой голос и громко звало к борьбе за родину. Города, разобщенные друг от друга и лишенные всякого иного руководства, кроме увещаний духовных отцов, вступали в сношения между собою, посылали друг другу разные вести, отправляли из города в город послов для общего совета. Ждали, кто возьмет на себя почин объединения земских сил. Почин взяли, наконец, нижегородцы. Во главе их городской общины, как и везде, стояли земские старосты.

 

 Один из них, Козьма Минин Сухорук, отличался громадным умом и железной энергией. Под влиянием грамотки Гермогена он начал дело народного объединения тем, что предложил своим согражданам собрать казну и на нее устроить войско. Нижегородцы согласились и постановили приговор, по кото­рому каждый домовладелец обязан был дать на ратных людей «третью деньгу», то есть одну треть своего годового дохода, или же товара; были, сверх того, и добровольные пожертвования.

Для сбора денег был всем миром избран тот же Козьма. Когда дело было налажено, тяглые люди оповестили нижегородского воеводу князя Звенигород­ского и соборного протопопа Савву Ефимьева о своем намерении устроить ополчение для очищения Москвы. Те собрали весь город, духовных, служилых и тяглых людей, в городской собор, прочитали Троицкую грамоту, которая тогда пришла в Нижний Новгород, и объявили приговор тяглого нижегородского мира. Протопоп Савва и Минин говорили речи о необходимости идти на освобождение госу­дарства от внешних и внутренних врагов. Решили собирать ополчение и выбрали в его начальники князя Дмитрия Михайловича Пожарского, который недалеко от Нижнего жил в своей вотчине и лечился от ран, полученных им при разорении Москвы. Затем начали из Нижнего посылать грамоты в ближайшие города, объявляя о своем ополчении и приглашая присоединиться к нему. В этих грамотах нижегородцы прямо говорили, что идут не только против поляков, но и против казаков, и не дадут им делать никакого воровства.

Таково было начало Нижегородского ополчения. К ноябрю года Пожарский уже приехал в Нижний и начал устраивать войска. По его желанию, Минин принял на себя заведование деньгами и хозяйством ополчения. В зиму —1612 года к Нижнему присо­единилось много городов (от Казани до Коломны), и у Пожарского собралось большое войско, с которым он мог выступить в поход. Так как подмосковные казаки враждебно отнеслись к земскому движению и сочли его за мятеж против своего правительства, то они послали свои отряды на север противодействовать нижегородцам. Вот почему весною 1612 года Пожарский пошел не под Москву, а в Ярославль, главный город среднего Поволжья. Он желал прогнать казаков из северных областей и присоединить северные города к своему ополчению. Это ему удалось. Целое лето провел он в Ярославле, устраивая свои дела. В то время как под Москвою его враги, поляки и казаки, взаимно стерегли друг друга и в непре­рывной борьбе ослабляли свои силы, Пожарский окончательно устроил свое войско и собрал в Ярославле земский собор, которому и вверил управление всею землею и всем своим войском. В составе этого собора было духовенство с митрополитом Кириллом во главе (патриарх Гермоген уже скончался в начале 1612 года под стражею в Москве, и Пожарский считал престарелого, жившего на покое Кирилла как бы заместителем патриарха). Участвовали в соборе и те немногие бояре, которые избежали московской осады и польского плена и приехали в  Ярославль.  На собор к Пожарскому  были присланы из многих городов выборные люди от служилого и тяглого населения. Таким образом, состав собора был полон и правилен. Была мысль,  не спеша под Москву,  в Ярославле всею  землею избрать и государя. Но обстоятельства заставили идти под Москву. В июле 1612 года Пожарский получил известие, что король Сигизмунд посылает гетмана Хоткевича с войском и провиантом на помощь своему московскому гарнизону. Нельзя было пропустить Хоткевича в Москву, потому что он надолго бы укрепил польскую власть в столице. Ярославское ополчение заторопилось к Москве. Казаки, бывшие в таборах под Москвою, относились к Пожарскому настолько враждебно, что даже подсылали к нему убийц, которые только случайно его не убили. Поэтому земское ополчение, подходя к Москве, очень остерегалось казаков и стало отдельно от казачьего лагеря. Казаки же, думая, что Пожарский пришел на них, испу­гались.  Большая половина их с Заруцким и Мариною Мнишек убежала от Москвы и пошла к Астрахани, где Заруцкий задумал устроить    особое    казачье    государство    под    покровительством персидского шаха. Другая же половина казаков, с князем Трубецким во главе, пыталась вступить в переговоры с Пожарским. Эти пере­говоры еще не привели к миру и согласию, как пришел Хоткевич и напал на войско Пожарского. Шла жестокая битва, казаки вообще действовали  вяло  и  в  решительную  минуту  не  думали  помочь Пожарскому. Только тогда, когда Авр. Палицын усовестил их, они опомнились, — и русские отбили гетмана.

Хоткевич ушел обратно, не успев оказать польскому гарнизону в Кремле никакой помощи. Русские же рати помирились и дружно повели осаду. Трубецкой и Пожарский   соединили  свои   «приказы»   и  своих  дьяков   в   одно правительство и начали «всякие дела делать заодно»,  управляя вместе и ратью, и государством. Через два месяца, именно 22-го октября 1612 года, русские взяли приступом Китай-город. Исто­щенные голодом и борьбою, поляки не могли долее сопротивляться: они дошли в осаде даже до людоедства. Вскоре после потери Китай-города польский начальник Струсь сдал Пожарскому и Кремль. Москва  была,   таким  образом,   освобождена.  В  память  великого события ополчение поставило церковь на Красной площади в Москве (теперь Казанский собор)   и установило праздновать день 22-го октября. Король Сигизмунд после неудачи Хоткевича сам было пожелал идти на помощь своим московским «сидельцам», но опоздал. Он появился с небольшим войском в окрестностях Москвы в самом конце  1612 года и,  встретив  повсюду дружный отпор,  отступил назад. Московские люди, избавившись от этой последней опасности, могли, наконец, подумать об избрании царя…

 

 

А вот как более критично описывает события тех лет В.О.Ключевский (1890) –

ВТОРОЕ ОПОЛЧЕНИЕ. В конце г. Московское государство представляло зрелище полного видимого разрушения. Поляки взяли Смоленск; польский отряд сжег Москву и укрепился за уцелевшими стенами Кремля и Китая-города; шведы заняли Новгород и выставили одного из своих королевичей кандидатом на московский престол; на смену убитому второму Лжедимитрию в Пскове уселся третий, какой-то Сидорка; первое дворянское ополчение под Москвой со смертью Ляпунова расстроилось. Между тем страна оставалась без правительства. Боярская дума, ставшая во главе его по низложении В. Шуйского, упразднилась сама собою, когда поляки захватили Кремль, где сели и некоторые из бояр со своим председателем кн. Мстиславским. Государство, потеряв свой центр, стало распадаться на составные части; чуть не каждый город действовал особняком, только пересылаясь с другими городами. Государство преображалось в какую-то бесформенную, мятущуюся федерацию. Но с конца г., когда изнемогли политические силы, начинают пробуждаться силы религиозные и национальные, которые пошли на выручку гибнувшей земли. Призывные грамоты архимандрита Дионисия и келаря Авраамия, расходившиеся из Троицкого монастыря, подняли нижегородцев под руководством их старосты мясника Кузьмы Минина. На призыв нижегородцев стали стекаться оставшиеся без дела и жалованья, а часто и без поместий служилые люди, городовые дворяне и дети боярские, которым Минин нашел и вождя, князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Так составилось второе дворянское ополчение против поляков. По боевым качествах оно не стояло выше первого, хотя было хорошо снаряжено благодаря обильной денежной казне, самоотверженно собранной посадскими людьми нижегородскими и других городов, к ним присоединившихся. Месяца четыре ополчение устроялось, с полгода двигалось к Москве, пополнялось по пути толпами служилых людей, просивших принять их на земское жалованье. Под Москвой стоял казацкий отряд кн. Трубецкого, остаток первого ополчения. Казаки были для земской дворянской рати страшнее самих поляков, и на предложение кн. Трубецкого она отвечала: "Отнюдь нам вместе с казаками не стаивать". Но скоро стало видно, что без поддержки казаков ничего не сделать, и в три месяца стоянки под Москвой без них ничего важного не было сделано. В рати кн. Пожарского числилось больше сорока начальных людей все с родовитыми служилыми именами, но только два человека сделали крупные дела, да и те были не служилые люди: это - монах А. Палицын и мясной торговец К. Минин. Первый по просьбе кн. Пожарского в решительную минуту уговорил казаков поддержать дворян, а второй выпросил у кн. Пожарского 3 - 4 роты и с ними сделал удачное нападение на малочисленный отряд гетмана Хоткевича, уже подбиравшегося к Кремлю со съестными припасами для голодавших там соотчичей. Смелый натиск Минина приободрил дворян-ополченцев, которые вынудили гетмана к отступлению, уже подготовленному казаками. В октябре 1612 г. казаки же взяли приступом Китай-город. Но земское ополчение не решилось штурмовать Кремль; сидевшая там горсть поляков сдалась сама, доведенная голодом до людоедства. Казацкие же атаманы, а не московские воеводы отбили от Волоколамска короля Сигизмунда, направлявшегося к Москве, чтобы воротить ее в польские руки, и заставили его вернуться домой. Дворянское ополчение здесь еще раз показало в Смуту свою малопригодность к делу, которое было его сословным ремеслом и государственной обязанностью.

 

 

-----------------------------------------------------------------

«… В конце 60-х — нача­ле 70-х, как и многие сверстники, я, пом­нится, запоем смотрел исторические фильмы, восхищаясь подвигами Александ­ра Невского, трехсот спартанцев, Спарта­ка и пана Володыевского... А повзрослев, опять же продолжал более всего завидо­вать великим полководцам. В русской ис­тории — Суворову, Святославу, Александ­ру Невскому... На их-то увлекательном и блистательном фоне скромный нижего­родский посадник Минин, понятное дело, уходил в тень: подумаешь, созвал народ, увлек, повел на битву. Тем более ратное руководство ополчением 1612 года во многом провернул профессионал — князь Пожарский. Перед Суворовым или даже Пугачевым (так тогда казалось) все это мелковато, не интригует!

И лишь теперь, в условиях растоптанной и изнасилованной России, пришло острое осознание того, что...

Нет более великого подвига и тяжкого труда, чем в слабой, рабской, униженной до дна Отчизне, растертой на покорные кучки «наемных работников, безработных и бомжей», отдать свои накопления на борьбу, найдя попутно силы и слова, способные убе­дить отчаявшихся соотечественников сброситься на общее дело, сплотиться и выйти против пушек... А самое непости­жимое: убедить ту массу, которую шлях­та (Запад) и их всегдашние «шестерки» («западники»), казалось бы, окончательно произвели в сброд и быд­ло, — убедить этот «сброд» слиться в мо­нолитную армию освобождения. Но ма­ло: убедив, подняв и сплотив — стать Во­ждем и Авторитетом для всех, даже для князей и военачальников! »

Русский, где твой Минин?