24 июня 1945 в Москве состоялся легендарный первый Парад Победы. В тот дождливый день на Красной площади столица чествовала победителей фашизма. Командовал парадом маршал Советского Союза К.К.Рокоссовский, а принимал - маршал Г.К.Жуков.

По идее, принимать парад на белом коне предстояло Верховному Главнокомандующему, т.е. И.В.Сталину, но как рассказывал позже Жукову сын вождя, Василий - якобы Сталин должен был принимать парад сам, но тренируясь, упал с лошади и сосолавшись на то, что он "уже стар принимать парады", перепоручил это дело Жукову.

Интересная деталь: маршируя по Красной площади, наши войска поворачивали голову к трубуне Мавзолея, приветствуя и отдавая честь Политбюро, а проходя мимо представителей союзников (так долго затягивавших с открытием второго фронта), как бы демонстративно не делали этого, держа голову прямо.

В первом Параде Победы было задействовано ~40 000 человек. По воспоминаниям участников, главной задачей марширующих было не сбиться с шага и держать строй. Для этого рядом идущие сцеплялись друг с другом мизинцами, что позволяло идти более слаженно.

Также любопытно, что перчатки знаменосцев, бросивших на специальные помосты к Мавзолею 200 трофейных немецких знамён (первым был брошен личный штандарт Гитлера), после Парада были сожжены, как и сами помосты. Такая вот дезинфекция от фашистской заразы.

Непонятно только, почему проведя такой грандиозный парад в 1945, Сталин больше не устравивал подобных торжеств ни 24 июня, ни 9 мая. И лишь в 1965 День Победы стал у нас официальным праздником и парады стали проводиться 9 мая регулярно.

Первый парад Победы снимался многочисленными фотографами, а также был снят на видео, в т.ч. и на цветную трофейную киноплёнку (видеоссылки также прилагаются).

"День 24 июня 1945, когда состоялся Парад Победы, выдался, к сожалению, пасмурным, с утра шел дождь. На Красной площади, занятой сводными полками, мы по диспозиции оказались рядом с Лобным местом, на котором зачем-то был устроен фонтан. Он работал и здорово шумел, струи поднимались метров до двадцати, и это вместе с дождем создавало впечатление, что на тебя обрушиваются потоки воды. Тем не менее, наше востороженное настроение охладить было трудно!

Накануне был опубликован приказ Верховного Главнокомандующего о Параде Победы, и мы, наконец, официально узнали, что принимать парад будет Г.К. Жуков, а командовать К.К.Рокоссовский. Многие из нас думали, что принимать, может быть, будет Сталин. Я тоже допускал такую мысль, но не совсем ясно было, как он будет выглядеть на коне. Этот парад многократно и офиоциозно описан, поэтому для меня представляют собственную ценность его обыденные детали, воспринимавшиеся с точки зрения рядового участника; они делают это событие моим.

Сводные полки стояли на площади по отношению к Мавзолею в два ряда: 1-й ряд соответствовал северной половине бывшего советско-германского фронта, второй - южной. Наш сводный полк ВМФ стоял за полком 3-го Украинского фронта, то есть во втором ряду (за нами была уже рота, несшая вражеские знамена и боевые реликвии). Так что нам видна была тыловая сторона первого ряда. Меня восхитила великолепная непосредственность солдат-фронтовиков: скрытые от взоров начальства, некоторые из них умудрялись незаметно покуривать в кулак, а один, видимо устав стоять, даже снял каску и, положив ее на мостовую, присел. С точки зрения курсанта такие вольности были невозможны.

Пока не началось движение "по торжественному маршу", я все время поглядывал на немецкие знамена и особенно на личный штандарт Гитлера. Эти бесценные трофеи мы видели впервые, и их зрелище потрясало. Невозможно было отвести глаза от ослепительной белизны шелка знаменных полотнищ, касавшихся мокрой, почти черной брусчатки Красной площади. Белый цвет на знаменах был неожиданной доминантой. Я думал, что преобладать должны бы красный и черный, как на бывшем государственном флаге гитлеровской III-ей империи.

После речи Жукова, исполнения гимна и грохота артиллерийского салюта началось прохождение войск. Мне очень хотелось получше рассмотреть Сталина. С жадным интересом, пока мы проходили мимо Мавзолея, я несколько секунд не отрываясь смотрел на его лицо. Оно было задумчиво, спокойно, устало и сурово. И неподвижно. Очень четко выделялись оспины на щеках. Рядом со Сталиным близко никто не стоял, вокруг него было какое-то пространство, сфера, зона отчуждения. И это, несмотря на то, что на Мавзолее было много народа. Он стоял одиноко. Я смотрел на него эти несколько секунд, повернув в равнении голову направо, задрав подбородок и касаясь локтем соседа по шеренге, чтобы она, шеренга, ни в коем случае не потеряла идеальной прямизны. Каких-нибудь особых чувств, кроме любопытства, я не испытал. Верховный Главнокомандующий был недосягаем.

Едва наш полк миновал Мавзолей, как смолк оркестр, и над затихшей площадью раздался громоподобный треск барабанной дроби. Наступила кульминация парада: на деревянные помосты к подножию Мавзолея, к его трибунам, к Сталину бросали знамена поверженной Германии.

Радиорепортаж с Парада Победы вели всем известные писатели, поэты и журналисты: Вс. Иванов, А. Твардовский, Л. Кассиль и еще несколько человек. Прохождение нашего полка комментировал автор "Оптимистической трагедии" и киносценария "Мы из Кронштадта" Вс.Вит.Вишневский. Конечно, во время марша до моих ушей долетали обрывки фраз из динамиков, но внимание было сосредоточено не на них. Позднее текст того комментария был опубликован. В нем есть такие слова:

"Идет батальон курсантов военно-морских училищ - будущие офицеры Большого Флота СССР, те, которые поведут корабли в открытый океан, те, которые покажут флаг СССР в водах и портах всего мира. Привет вам, пролившим кровь в битвах за Россию!"

С Красной площади я уходил окрыленным. Мир был устроен правильно: мы победили. Я чувствовал себя частицей народа-победителя, а что может быть слаще чувства выполненного долга!

Промокли мы до нитки: сняв фланелевую, я с некоторой грустью увидел, что новая белоснежная форменка под ней на плечах и на груди вся в фиолетовых разводах, но зато тельняшка была в порядке, только мокрая. За обедом мы получили праздничные "сто грамм", а затем нам вручили посылки от американских христиан-баптистов. Конечно, это было приятно, несмотря на то, что коробки предварительно были вскрыты (говорили, что не то особисты, не то замполиты изъяли Библии).

В посылках оказались: пачка сигарет "Old gold", мыло "Pearl", конфеты, плитка шоколада, сахарный песок, небольшое полотенце и еще некоторые мелочи. Всех нас рассмешило, что во многих посылках находились вязальные спицы и белые перчатки. Это как-то перекликалось с моим представлением о союзниках: ну, кто из наших будет во время войны заниматься вязанием, воевать надо! Они не совсем себе представляют, что такое война. И белые перчатки не нашего покроя были ни к чему: может быть в них удобно играть в гольф, но у нас их некуда деть (в белых нитяных перчатках мы ходим на парад, но у этих, американских, совсем другие и покрой и оттенок). Так что больше всего я был рад сигаретам, а мама, как я заметил, когда пришел до-мой - сахарному песку, хотя они с Нонной сказали, что посылка их совсем не интересует, важно что я, хоть ненадолго, дома.

На следующий день для участников парада был устроен прием, на котором Сталин произнес свой знаменитый тост насчет терпения русского народа. Естественно, на прием было приглашено начальство, да и то не все, а нам приказом наркома ВМФ была объявлена благодарность, которая, честно говоря, мне очень дорога.

Приемов в честь Победы было два: 24 мая и 25 июня 1945 года, оба они проходили в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца. Свой знаменитый тост насчет терпения русского народа Сталин произнес на первом.

Небывало быстро была написана огромная картина, посвященная этому знаменательному приему, ее я увидел в Третьяковке позднее, в сентябре или ноябре. Если мне память не изменяет, она называлась "За русский народ!". За огромным столом в Георгиевском зале Кремля изображены с фотографической точностью Сталин, Молотов, Берия, Жуков, все маршалы, члены Политбюро и Совнаркома, командующие фронтами и флотами, вообще все знаменитости того времени. От картины исходило какое-то жесткое голубоватое излучение. Народа на картине не было... Жаль, что эта картина не экспонируется, она сумела сохранить гипнотическое очарование того года.

После второго приема, 26 июня 1945 Указом Президиума Верховного Совета СССР было введено воинское звание Генералиссимус Советского Союза, а 27 июня 1945 это звание было присвоено Сталину.

Картина занимала целый зал. Посетители переговаривались только шепотом и передвигались по залу почти на цыпочках: картина подавляла. Рождалась целая гамма мыслей - от восхищения блистательностью победы, до... до "кому война, а кому и мать родна". Именно эта картина невольно и постепенно подвела меня в конце концов к мысли, что для Сталина она, война, и была "мать родна". Но это понимание пришло значительно позднее"...