Завоевание Греции Римом в аспекте пассионарной теории этногенеза Л.Н. Гумилёва

К.С. Дроздов

Научный руководитель - канд. ист. наук, доцент Н.Н. Болгов
(Белгородский государственный университет)

Впервые опубликовано на сервере Gumilevica февраля 2003 г. На конкурс поступила 25 мая 2002 г.

Из Заключения комиссии о награждении и поощрении участников конкурса научных и студенческих работ, посвященного 90-летию со дня рождения Л.Н. Гумилёва

2. На основании всесторонней оценки конкурсных работ комиссия приняла решение о награждении победителей конкурса:

Студенческие работы

Второе место

К. С. Дроздову (Белгородский государственный университет, исторический факультет, студент), научный руководитель - канд. ист. наук, доцент Н.Н. Болгов за работу “Завоевание Греции Римом в аспекте пассионарной теории этногенеза Л.Н. Гумилёва” и тесно связанную с ней “Народ и его вера: К вопросу этнорелигиозной динамики Эллады нач. VI - нач. II вв. до н. э.”. Победитель награждается дипломом за второе место среди студенческих работ и денежной премией - 3000 руб.

Современная историческая наука, которая опирается на междисциплинарный подход в изучении исторического процесса, всё чаще и чаще берется за разработку проблем, связанных с этнической историей, этническими закономерностями. И это неудивительно, ведь сегодня стало совершенно очевидно, что на многие вопросы социально-экономического и военно-политического характера подчас невозможно найти объективных ответов без учета этнической составляющей. Исследуя самым тщательным образом этногенез исчезнувших и современных народов, мы корректируем во многом те культурно-социологические модели, при помощи коих пытаемся познать прошлое народов, культур, цивилизаций.

Пассионарная теория этногенеза, разработанная Львом Николаевичем Гумилёвым более трех десятилетий назад, позволяет реконструировать этногенез эллинов эпохи римского завоевания как природный процесс, который имеет свой алгоритм развития, отличный от закономерностей общественно-исторического характера. Это очень важный момент, ибо в советской науке этнос и этногенез понимались как социально-исторические феномены, и поэтому фактически не существовало четкого разделения этнического аспекта и социального. Гумилёвский подход к прошлому эллинов и римлян дает возможность исследователю по-новому взглянуть на историю Эллады и Рима, преодолеть многие стереотипы, которые возникли в рамках традиционной историографии. А потому будет интересным рассмотреть проблему римского завоевания Эллады в конце III - начале II вв. до н.э. с точки зрения взаимодействия и взаимовлияния двух этносов, находящихся в разных фазах (стадиях) этногенеза, с различным уровнем пассионарного напряжения и, соответственно, прямо противоположными возрастными стереотипами поведения греков и римлян. Отсюда и причины поражения эллинов в их противоборстве с Римом следует, вероятно, объяснять с позиций закономерностей этногенеза того и другого народов.

Концептуальных исторических исследований, в которых используются достаточно плодотворно положения пассионарной теории Л.Н. Гумилёва, а тем более таких работ по истории античности, практически нет. Исключение составляет блестящий труд, к сожалению, ныне уже покойного, Юрия Викторовича Андреева “Цена свободы и гармонии” (Ю. В. Андреев. Цена свободы и гармонии. Несколько штрихов к портрету греческой цивилизации. - СПб.: Алетейя, 1998. - 432 с.; тираж 1600 экз.; серия "Античная библиотека", раздел "Исследования"; ISBN 5-89329-101-8), где автор на основе идей Гумилёва находит ответы на многие вопросы греческой истории - от темных веков (XI-IX вв. до н.э.) до времени, когда Эллада стала одной из провинций Рима (II в. до н.э.). Исследований, подобных андреевскому, пока в отечественном антиковедении нет, хотя отдельные ученые уже достаточно давно стали использовать в своих работах положения пассионарной теории этноса [См.: 1, с.25-26]. И всё же целостная картина эллинского этногенеза и этнической истории Эллады еще не написана и ждет своего исследования. Какого-то связного, масштабного повествования не найти и у Льва Николаевича, но в его основных работах, посвященных теории этногенеза, - “Этногенез и биосфера Земли”, “География этноса в исторический период”, - можно обнаружить отдельные фрагменты, где Гумилёв обращается к античной истории. Собрав их воедино, внимательный читатель сразу же обнаружит оригинальный, нестандартный, порой парадоксальный взгляд на те или иные проблемы не только Гумилёва-историка, но прежде всего Гумилёва-этнолога, философа...

* * *

Опираясь на пассионарную теорию этногенеза, мы вправе заявить, что греки времён Солона настолько же были отличны от своих потомков времён Пелопонесской и Фиванской войн, насколько эти последние были несхожи с современниками Полибия, и уж тем более - Павсания и Плутарха. И действительно, если мы посмотрим на историю Греции V-II вв. до н.э., то сможем увидеть, какая непреодолимая пропасть пролегла между защитниками Фермопил и их потомками, которые стали свидетелями разрушения римлянами Коринфа и превращения Эллады в одну из провинций Римской державы. Ведь о подвиге одних говорит надпись, начертанная на камне:

“Путник, пойди возвести нашим гражданам в Лакедемоне,
Что их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли”.

(Her. VII. 228)

А о беспомощности и разложении вторых скажет знаменитый историк, который всего лишь запомнит поговорку своего времени:

“Мы не были бы спасены, если бы не были быстро сокрушены”.

(Pol. XXXIX.11.12)

Такова уж судьба любого народа (и неумолимая логика процесса этногенеза), что за подъемом и расцветом следует надлом, который сменяется медленным угасанием и, в конце концов, гибелью этноса. Но смерть так же необходима, чтобы затем новый молодой народ на обломках древней культуры начинал писать свою неповторимую историю.

Уже Полибий (210-120 гг. до н.э.), приступая к написанию своей “Всеобщей истории”, задавался вопросом: каким образом почти весь известный мир подпал под власть римлян в течение неполных пятидесяти трех лет? Ведь раньше ничего подобного анналы не знали (Pol.I.1.5-6). Мы попытаемся ответить на вопрос знаменитого историка, базируясь на принципах пассионарной теории.

Рассматривая римские завоевания, в том числе и завоевание Эллады, Лев Николаевич пришел к выводу, на первый взгляд довольно парадоксальному: “принято думать, что Рим покорил Средиземноморье и Западную Европу потому, что он “почему-то” усилился. Но ведь тот же результат должен получиться и в том случае, если бы сила Рима осталась прежней, а народы вокруг него ослабели. Да так оно и было” [2, с.256]. Стоит нам пристальнее посмотреть на стереотип поведения, который был характерен для эллинов к.III - нач.II вв. до н.э., и мы убедимся, что вывод Л.Н. Гумилёва вполне справедлив.

Когда перед глазами стоят знакомые со школьной скамьи картины греко-персидских войн, в которых эллины проявляли чудеса доблести, мужества и самопожертвования на полях брани, то трудно себе представить, что пройдет всего лишь триста лет и от былого величия не останется и следа. Тихо и незаметно Эллада превратилась из страны героев в страну мирных обывателей, по преобладанию коих в этносе можно судить о том, что он переживает “золотую осень” - инерционную фазу этногенеза.

Полибий и его современники стали свидетелями того, как Эллада всё глубже и глубже погружалась в пучину упадка и распада. Причины такого бедственного положения Полибий видит в том, что люди испортились, везде господствуют эгоистические интересы, корыстолюбие, любостяжательство, роскошь и разврат (Pol.XXXVII.9.5). Продажность до такой степени обуяла Элладу, что укоренилась привычка ничего никому не делать даром (Pol.XVIII.34.7). Знаменитый историк горько жалуется на беспечность должностных лиц, заведующих общественными деньгами (Pol.VI.56.6) и удивляется тому, что в Спарте можно было добыть за пять талантов, розданных пяти эфорам, царское достоинство и генеалогию от Геракла (Pol.IV.35.14-15). Утрата лакедемонянами пассионарности поставила Спарту на грань катастрофы. “Под конец дошло до того, что они терпели почти постоянные войны и междоусобные распри, удручаемы были весьма частыми переделами имущества и изгнаниями, вкусили ненавистнейшего рабства и даже тиранию Набиса, те самые лакедемоняне, для которых раньше невыносимо было имя тирании” (Pol.IV.81.12-13). Беотийцы, по словам историка, так упали духом, что уже давно не принимали никакого участия в какой бы то ни было общей битве эллинов, но целиком и полностью отдались обжорству и пьянству (Pol.XX.4.1), причем у многих из них бывало больше обедов в месяц, чем дней (Pol.XX.6.1).

Но ярче всего о переменах, которые произошли с эллинским этносом к к.III - нач.II вв. до н.э. свидетельствует судьба афинян. Так, у Геродота афиняне предстают мужественными, волевыми, всегда готовыми к самопожертвованию гражданами, только благодаря которым эллины и устояли в борьбе с персами (Her.VI.139). Аналогичную характеристику афинян можно встретить и в труде Фукидида, младшего современника Геродота, где о них говорится как о тех, кто всю жизнь проводит в трудах и опасностях, не знает другого удовольствия, кроме исполнения долга. Сама природа предназначила афинян к тому, чтобы самим не иметь покоя и другим людям не давать его (Thyc.II.70.8). Вот он, типичный образ пассионарного народа!

Карта 2. Греция в V - IV вв.  (83 КВ) из "История Европы с древнейших времен до наших дней", том первый "Древняя Европа".

Ничего подобного мы не встретим у Полибия. Современные ему афиняне не сохранили ничего от славы и доблести своих предков. Теперь они предпочитали пресмыкаться перед македонскими и египетскими владыками, которые “спонсировали” их хлебом и на зрелища (Pol.V.106.6-8). Отстаивать свободу Эллады на полях брани они не хотели, да к тому времени уже и не умели. А независимость, которая была достигнута в 229 г. до н.э., была просто куплена за 150 талантов, которые были заплачены Диогену, начальнику македонских гарнизонов. Вернув таким образом себе свободу, афиняне ликовали, а Диоген был буквально осыпан всевозможными почестями: ему даровали права афинского гражданства, титул “благодетеля”, проядрию в театре и, наконец, в его честь были установлены ежегодные празднества - Диогении [3, с.6, 15-16]. Афиняне инерционной фазы этногенеза, как и все остальные эллины, предпочитали покупать свободу своей родины за деньги, нежели жертвовать за нее своими жизнями на полях сражений. Время пассионариев, ковавших величие и славу Афин, Спарты, Фив, безвозвратно ушло в прошлое, теперь на первом месте стояли интересы обывателя, который желал лишь спокойной и сытой жизни, комфорта и материального благополучия.

Ко времени столкновения эллинов с Римом их этническая система стремительно утрачивала пассионарный импульс, в результате чего былые центры пассионарности, такие как Спарта и Афины, задававшие тон в истории Эллады в VI-IV вв. до н.э., постепенно теряли роль ведущих полисов и уступали место дотоле ничем не проявившим себя горцам Этолии и крестьянам Ахайи. Но подчеркнем еще раз вслед за Гумилёвым: не этолийцы и ахейцы стали сильнее, просто ослабели Афины, Спарта и Фивы, выровняв приблизительно энергетический потенциал во всех областях Греции. Пассионарности, которой обладал эллинский этнос в к.III - нач.II вв. до н.э., хватало лишь на то, чтобы еще некоторое время существовать как бы по инерции, за счет запаса ценностей и культурных достижений, созданных греческой цивилизацией за время ее этнической молодости.

Следствием снижения пассионарности эллинов было то, что уменьшилась резистентность их этнической системы. В этом таилась потенциальная угроза для этноса, так как в случае столкновения с молодым, переполненным пассионариями народом греки неизбежно оказались бы побежденными. И когда с конца III в. до н.э. римляне впервые вступили на землю Эллады, противоборство двух народов шло именно по такому сценарию. Некогда славная Эллада теперь влачила жалкое существование и обречена была на поражение. Ведь она стала страной тихих и пассивных обывателей, где, как отмечает американский исследователь Э. Биккерман, “легче повиноваться одному правителю, чем участвовать в демократическом управлении государством; легче подкупить судью, чем убедить в своей правоте суд присяжных; легче оплачивать содержание армии, чем самому служить в ней; Легче предаваться приятной праздности в бане, чем тренироваться в гимназии; легче наблюдать за спортивными состязаниями, чем самому в них участвовать; легче понадеяться на какой-нибудь магический способ лечения, чем соблюдать разумный режим; легче посмеяться над каким-нибудь фарсом, чем следить, а тем более размышлять над сюжетом трагедии; легче уверовать в свое спасение, чем анализировать философскую аргументацию и затем действовать, сообразуясь с результатами этого анализа” [Цит. по: 4, с.340]. Такая Эллада стала легкой добычей Рима.

Карта 6. Древняя Италия в VIII - начале III в. до н.э. (75 KB) из "История Европы с древнейших времен до наших дней", том первый "Древняя Европа".

Совсем иной была ситуация на западе, где римский этнос переживал пору своего расцвета. Пассионарность римлян была так высока, что они вплоть до рубежа III-II вв. до н.э. не испытывали недостатка в героях, желавших гибнуть за отечество. “Муций Сцевола, Аттилий Регул, Цинцинат, Эмилий Павел и множество им подобных, вероятно, в значительной мере были созданы патриотической легендой, но важно, что именно подобные личности служили идеалом поведения” [2, с. 163-164].

Эллинам, которые навсегда утратили героический идеал, трудно было что-то противопоставить народу, полному пассионарности и здоровых творческих сил, народу, который, как в свое время и эллины, стремился превзойти своих противников доблестью, мужеством и самопожертвованием. Молодой римский этнос, в котором ведущую роль в III в. до н.э. играли пассионарии, способен был решать любые задачи, которая ставила перед ним история. Ведь энергичные, волевые и целеустремленные римляне акматической фазы этногенеза считали, как повествует об этом Полибий, что раз какая-то цель поставлена, то она должна быть обязательно достигнута, и раз принято какое-то решение, не существует ничего невозможного для его успешного осуществления (Pol.I.37.7). Знаменитый историк неоднократно подчеркивает, что неудачи только закаляют характер римлян: высшую степень гордости и упорства они показывают в несчастии, а величайшую умеренность в счастии (Pol.XXVII.8.8-9); в другом месте он сообщает, что римляне бывают наиболее страшными, когда им угрожает серьезная опасность (Pol.III.75.8).

Но этому можно дать простое и непротиворечивое объяснение, если обратиться к пассионарной теории этноса. Дело всё в том, что римский этнос переживал эпоху своего расцвета, а значит, римских пассионариев было достаточно, чтобы дать отпор любому противнику, сколь бы грозным и могущественным он ни казался. Римляне того времени могли проиграть сражение, но они ни разу не проиграли войны [5, с.44]. Рим с его богами, землей, предками был высшей ценностью для каждого римского гражданина в пору расцвета римского этноса, а патриотизм был первым его долгом. И поэтому когда тихие и пассивные обыватели Эллады должны были столкнуться со славными победителями Ганнибала, итог этого противостояния предугадать было не так уж сложно.

Эллинские колонии на Западе (Великая Греция) были первыми, кому пришлось столкнуться с агрессией римлян. Но их сила была уже далеко не та, как в былые времена. Правление Агафокла, Пирра и Гиерона II лишь отсрочило на время их полный упадок. “Попытка Пирра - это последнее усилие эллинистического мира отстоять свои позиции на Западе. И он потерпел поражение не потому, что был недостоин своей великой цели, а потому, что ни тарентийцы, ни сиракузяне, несмотря на кратковременные порывы, не были по-настоящему готовы к яростной борьбе, требовавшей от них отказа от удовольствий и удобств. Как перезревший плод, греческий Запад падает в руки римлян” [6, с.31].

Как мы видим, греки на Западе (Великая Греция) ничем не отличались от тех, кто проживал на Балканском полуострове. Более того, разложение и упадок этноса начались здесь даже раньше, чем в главных областях материковой Греции. Один за другим сдавались полисы римлянам, а Локры унизились до того, что прославляли на своих монетах Pistis (“чистосердечие”) Рима [6, с.31].

Карта 4. Эллинистические государства (129КВ) из "История Европы с древнейших времен до наших дней", том первый "Древняя Европа".

За те полстолетия, которые пролегли от окончания 2-й Македонской войны (200-196 гг. до н.э.), когда Македония, разбитая римлянами, утратила гегемонию над государствами Эллады, а Тит Фламинин возвестил о свободе, которую эллинам даровал Рим, и до Ахейской войны 146 года до н.э., в результате которой был распущен Ахейский союз, разрушен Коринф, а Эллада потеряла последние остатки самостоятельности, за это время в Греции сменилось два поколения, но процесс утраты этнического единства стал необратимым. Эллинский этнос, растративший свою пассионарность, постепенно распадался на отдельные атомы-индивидуумов, которые преследуют только свои корыстные интересы. “Мелкие полуобразованные горожане, прочно обосновавшиеся в своем комфорте и в своей культуре”, - вот что представляли собой во II веке до н.э. бесславные потомки Леонида и Фемистокла, Платона и Аристотеля [7, с.295-296].

Упадок нравов охватил Афины и Спарту, Этолийский и Ахейский союзы. Как ни парадоксально, но строгие воины Рима были куда ближе по своему стереотипу поведения к эллинам VI-V вв. до н.э., чем их потомки во втором столетии. В далеком прошлом остались и доблесть, и благородство, и самопожертвование эллинов. Навсегда ушли времена, когда высшей доблестью считалась гибель на ратном поле ради спасения Отечества. Теперь времена были другие, другими были и нравы эллинов.

Вместо того чтобы воспитывать героев, эллины предпочитали вообще не иметь детей, чтобы не обременять себя лишними заботами. “Люди испортились, стали тщеславны, любостяжательны и изнеженны, не хотят заключать браков, а если и женятся, то не хотят выкармливать прижитых детей, разве одного двух из числа очень многих, чтобы этим образом оставить их богатыми и воспитать в роскоши” (Pol. XXXVII.9.5).

Единственное, что еще связывало современников Полибия со славными победителями при Марафоне и Саламине, так это их этноним “эллины”, но и он уже ассоциировался не с героями, которые хотели в доблести и славе сравняться с богами, а с развратниками и пьяницами.

В 183 году до н.э. смерть Филопемена, общепризнанного вождя Ахейской федерации, с именем которого были связаны её самые значительные военные и политические успехи, унесла в могилу, по словам Плутарха, “последнего из эллинов”, ибо после него Греция не дала уже ни одного доблестного мужа, достойного её славного прошлого (Plut, Philopemen.I). Этоляне, наиболее боеспособные из эллинов, и те были настолько охвачены коррупцией и продажностью, что после того, как римляне распустили Этолийский союз (189 год до н.э.), Этолия погрузилась в хаос. Если даже аркадский историк и сгущает краски, доля истины есть и в его словах: “Этолийцы были способны на всё и так одичали, что даже правителям своим не давали собраться на совещание. Посему безначалие, насилие и убийства наполняли Этолию, действий осмысленных, рассчитанных по плану, не было там вовсе, напротив, всё делалось без толку, наобум, как будто ураган налетел на них” (Pol. XXX.11.5).

Афиняне были совершенно бессильны и возвышались над рядом других мелких городов такого же типа только благодаря заслугам своих предков и ореолу аттического искусства и поэзии. Не лучше было положение и славного некогда Лакедемона. После провалившейся попытки царя-реформатора Клеомена III восстановить былую гегемонию Спарты, для чего он попытался реанимировать ликургов строй, она стала государством третьего или даже четвертого ранга. Спарта полностью потеряла свое международное значение, погрузилась в пучину междоусобиц и даже испытала тиранию Набиса. При нём Спарта cтaлa, по словам Полибия, пристанищем для убийц, воров и святотатцев, стекавшихся сюда всей Эллады (Pol.XIII.6.3-7). Используя кровавый террор, Набис в последний раз попытался сделать Спарту ведущей державой хотя бы на Пелопоннесе, но его попытки были сведены на нет вмешательством в 194 году до н.э. Рима. А уже в 189 году до н.э. Филопемен присоединил Спарту к Ахейской федерации и окончательно отменил ликурговское законодательство.

Пока эллинский этнос был молод и полон пассионарности, система, разработанная Ликургом, действовала безотказно, ведь “категорический императив в душе каждого спартиата был высшей движущей силой Ликурговой системы [8, с.165-166]. Но как только героический этос спартанцев сменился властолюбием, алчностью и продажностью граждан Лакедемона, то и законодательство Ликурга должно было отмереть само собой.

После поражения Персея в битве при Пидне (168 г. до н.э.) с былым могуществом и независимостью Македонии было покончено навсегда. “С 168 года до н.э Рим стал в Греции определяющей силой, к тому же без аннексии Республикой хотя бы единого клочка греческой земли и без водворения в ней хотя бы одного постоянного гарнизона. Не всё, что случилось с тех пор на греческой почве, произошло по воле Рима, но ничего значительного более не происходило против его воли” [9, с.217].

Пройдет еще каких-то двадцать лет, и римляне покончат с формальной свободой Эллады. В результате поражения ахейцев в 146 г. до н.э. их федерация были распущена, а управление Грецией было поручено проконсулу Македонии. Свободолюбивые некогда эллины безропотно подчинились Риму, даже не пытаясь обозначить хоть какое-то сопротивление.

Постоянное и неуклонное снижение пассионарности привело в конце концов к тому, что в эллинском этносе на первый план стали выходить не трудолюбивые и тихие обыватели, а субпассионарии, которые, по Л.Н. Гумилёву, абсорбируют энергии меньше, чем количество, требующееся для уравновешивания потребностей инстинкта. “Им всё трудно, а желания их примитивны: поесть, выпить, поразвлечься с такой же женщиной” [10, с.453-454].

Если мы окинем взглядом историю Греции II века до н.э., то окажется, что Элладу разрывали на куски субпассионарии Афин, Спарты, Этолии и других государств и областей. Самый яркий пример того жалкого состояния, в котором оказалась Эллада благодаря расплодившимся субпассионариям, являла собой Беотия. Поражают масштабы разложения и глубина падения некогда доблестных беотийцев. При Эпаминонде в битвах при Левктрах (371 г. до н.э.) и Мантинеи (362 г. до н.э.) беотийцы стяжали себе и огромную славу, и могущество. В ту пору они не утомлялись ни от каких трудов, не уклонялись от опасностей и всегда готовы были следовать приказам своего военачальника (Xen.Hell. histor.VII.5.19). Cовременники же Полибия “так упали духом, что не отваживались более на борьбу, как бы ни была она почетна; воздерживались от участия в каком бы то ни было предприятии или битве эллинов и, отдаваясь обжорству и попойкам, пали, расстроив и тело свое, и душу”(Pol.XX.4.6).

Эллада, в которой господствующую роль начинали играть субпассионарии, ничего не могла противопоставить Риму. У нее не было доблестных защитников, готовых жертвовать жизнью ради народа и отечества. Более того, трудно было отыскать даже трудолюбивых и честных граждан. Эллинский этнос заканчивал цикл своего исторического существования.

Нельзя не согласиться с мыслью Т. Момзена (хотя и несколько утрированной), что “не римляне вносили раздор в Грецию (это было бы поистине то же, что носить сов в Афины), а греки переносили свои споры в Рим” [11, с.585]. Яркое тому подтверждение мы найдем в войне Ахейского союза с Римом, поражение в которой поставило точку в истории независимой Эллады. По мнению О. Шпенглера, последняя битва за идею произошла для эллинов в 338 году до н.э. [12,с.52], с тех пор, как удачно подметил Пьер Левек, “греки были склонны не замечать разницы между своими кровавыми играми и борьбой за свободу”.

Одна из таких кровавых разборок внутри Ахейского союза вынудила вмешаться римский сенат и положить конец хронической “войне всех против всех”. Большие деньги, которые не смогли поделить союзные стратеги спартанец Меналкид и мегалополец Диэй, породили конфликт между федеральными властями и федеративным членом Спартой. Конфликт был перенесен из Греции в Рим. Так римский сенат оказался втянутым в “кровавые игры” эллинов.

Вследствие неуступчивости ахейцев сенат выставил требования отпустить из состава федерации не только Спарту, но и Коринф и Аргос. Разозленные таким решением сената ахейцы объявили войну Спарте и, тем самым, спровоцировали интервенцию Рима.

В поведении вождей ахейцев, которые стремились склонить граждан союза к выступлению против римлян, нет и капли того патриотизма, самопожертвования и бескорыстия, которое было присуще эллинам во время войны с персами. Один лишь голый популизм и желание любой ценой прийти к власти на волне антиримских настроений. Один из таких вождей, Критолай, обещал гражданам прежде всего отсрочку по долгам и недоимкам до окончания войны. И тут же он провел другое противозаконное предложение, по которому лица, выбираемые союзными стратегами, должны быть полновластными его руководителями, благодаря чему Критолай приобрел чуть ли не власть самодержца (Pol.XXXVIII.9-11).

Ахейский союз получил войну с Римом (146 г. до н.э.), но нетрудно догадаться, как поведут себя эллины, которые из героев превратились в субпассионарный шлак. “Элейцы и мессеняне оставались на месте в ожидании нападения со стороны флота, хотя едва ли бы помогли какие то ни было предосторожности, если бы эта туча появилась... Патряне... незадолго перед сим потерпели поражение в Фокиде.., а то, что там происходило, было гораздо более достойно жалости, нежели события в Пелопоннесе, именно: одни в отчаянии налагали не себя руки; другие бежали из городов, куда попало, без всякой цели впереди..; третьи шли выдавать друг друга римлянам как врагов; четвертые клеветали и изобличали ближних своих, хотя в данное время никто и не требовал от клеветников подобной услуги; иные выходили навстречу римлянам с молитвенными ветвями, сознаваясь в вероломстве и расспрашивая, что ждет их, прежде чем кто-либо заговаривал с ними об этом. Когда начали действовать чары, повсюду было множество людей, которые кидались в колодцы или с высоты стремнины, так что враг, как гласит поговорка, и тот был тронут при виде тогдашних несчастий Эллада. И в самом деле, эллины и раньше по временам терпели неудачи и теряли всё, но это бывало или в борьбе за власть, или по вине вероломных самодержцев. Напротив, во время, нами описываемое, навлекли на эллинов вопиющее несчастье безрассудство вождей и их собственная слепота. Что касается фиванцев, то они поголовно покинули город, и он остался без жителей” (Pol.XXXIX.9.3).

Нужна ли была таким эллинам свобода? Эллинам, которые не могли и не хотели её отстаивать. Не лучше ли признать вслед за немецким историком благотворность того влияния, которое оказали римляне и их твердая власть на жизнь в Элладе. “Упразднение фиктивного суверенитета греческих союзов, - писал Т. Момзен, - и прекращение связанных с ним закулисных и пагубных интриг было счастьем для страны... Пелопоннес перестал служить пристанищем наёмным солдатам... с введением непосредственного римского управления снова в некоторой степени наступил период безопасности и благосостояния. Эпиграмму Фемистокла, что одна гибель предотвратила другую, тогдашние эллины не безосновательно применяли к утрате Грецией своей независимости” [13, с.40-41].

Теперь становится понятным, почему большинство исследователей, как отечественных, так и зарубежных, считали завоевание Эллады Римом положительным моментом, прежде всего для самих греков. Так, Ю.В. Андреев полагал, что только благодаря римлянам могло прекратиться то состояние хронической “войны всех против всех”, в которой греческий мир пребывал вплоть до прихода римских завоевателей, “которые в полном смысле слова спасли греков от самих себя” [4, с.173]. Для Г.А. Кошеленко очевидно, что “относительное единство Эллады наступило только после её подчинения Риму, т.е. силе, внешней по отношению к миру эллинизма” [14, с.143]. Латышев В.В. пишет о всеобщей деморализации, об ослаблении нравственных и материальных сил греческого народа, что не позволило объединить Элладу перед римской угрозой. А врожденный партикуляризм, который постоянно поддерживал несогласия и раздоры между отдельными государствами, делал для эллинов более сносным подчинение римской власти, нежели единоплеменникам [15, с.311].

Даже не пытается сдерживать свою неприязнь к грекам II века до н.э. Т. Момзен: “В собственно Греции нравственные и политические силы нации были надломлены, народ уже кончил свое существование, и ничто не привязывало его к жизни; даже лучшие люди проводили время или за чашей вина, или с рапирой в руках, или за учеными занятиями” [11, с.538].

Да и сами греки, прежде всего та небольшая часть, которая способна была ещё мыслить в масштабах государства и его интересов, понимали, что только установление твердой власти Рима может спасти Элладу от окончательного самоуничтожения. Вот почему Полибий, “историк, кровный эллин по происхождению, языку и образованию, боровшийся и претерпевший за независимость Родины”, ставит своей задачей написать историю варварского Рима, который спас Элладу от дальнейшего разложения. Насколько же сильно должны были измениться эллины второго века в сравнении с прежними временами, “чтобы чистый, благожелательный, даровитый эллинский историк, каковым бесспорно был Полибий, ...чтобы он открыто гордился и восторгался составлением истории, изображающей роковой исход борьбы между Элладой и Римом, как неизбежное последствие ошибок эллинов, и только их ошибок... тогдашнее состояние Эллады представляется автору настолько печальным и безнадежным, что быстрое завоевание ее римлянами он считает благом для эллинов” [16, с.52-53].

Как справедливо заметил Э. Биккерман, не только эпидемии чумы, истощение природных ресурсов, упадок воинской дисциплины, нашествия варваров и кровавые социальные потрясения погубили классическую культуру Греции: “За всем этим стояли лень и глупость. Политическая и интеллектуальная свобода требовала ума и тяжелой работы” [Цит. по: 4, с.340]. Субпассионарная Эллада не желала ни мыслить, ни трудиться.

А что же Рим? Как повлияло на дальнейшую судьбу римлян завоевание Эллады? Итогом тесного взаимодействия эллинов и римлян с конца III - начала II века до н.э. стало приобщение римлян к эллинистической культуре. Как справедливо отметила Н.Н. Трухина, “эллинистическая образованность завоевывала “мужицкий Рим” так же, как европейская культура - русское общество после петровских реформ” [17, с.10]. Инерции былой потенциальной мощи эллинов хватило на приобщение римской знати к своей культуре. И уже в I веке до н.э. - I веке н.э. римский этнос совпадает с античным греко-римским суперэтносом. “Порабощение Рима Грецией приняло форму заимствования греческой религии и комедии плебсом, греческой морали, философии и искусства - высшими классами. Эти греческие дары вместе с богатством и властью над миром истощили римскую веру и характер, и это была лишь часть того затянувшегося отмщения, которым Эллада воздала своим завоевателям” [5, с.107].

Ослабление же эллинского этноса продолжалось до тех пор, пока остаток их не превратился в ядро византийских греков, полностью преображенных пассионарным толчком I века н.э. [2, с.335]. Но это уже совсем другой процесс.

* * *

Таким образом, пассионарная теория этногенеза, предложенная Л.Н. Гумилёвым, позволяет по-новому, нетрадиционно рассматривать многие проблемы эллинской истории, в том числе и вопрос римского завоевания Эллады. А выводы напрашиваются сами собой. Во-первых, ко времени столкновения с Римом Эллада находилась в инерционной фазе этногенеза, когда на первый план в этносе вышли самоубийственные для него интересы обывателя. Чего нельзя сказать о римлянах, которые переживали пору своего расцвета, этнической молодости, а ведущую роль в их этнической систем играли активные пассионарии, которые с гордостью носили имя квиритов и доставляли Риму славные победы. Во-вторых, сравнив уровень пассионарного напряжения этнических систем Эллады и Рима, необходимо отметить, что в противостоянии с Римом эллины, от былого величия коих к этому времени не осталось и следа, не имели ни единого шанса на успех. Ибо пассионарность хотя и не детерминирует исхода события, но ее исключительное значение заключается в том, что она - мера потенциальных возможностей конкурирующих этнических систем и потому определяет расстановку сил в данную эпоху [2, с.347].

Эллада практически без сопротивления была захвачена Римом и вскоре превратилась в захудалую провинцию, в беднейшую область Средиземноморья, в страну, “знаменитую, прежде всего, памятниками прошлого, но не имеющую реального значения в судьбах античного мира...” [18, с.43-44]. Обывательский цинизм и шкурные интересы стали прочно господствовать во всех сферах жизни эллинов. Навсегда остались в прошлом честность, порядочность, чувство долга в отношении исполнения гражданских обязанностей. Жажда материального накопления, животный инстинкт наживы овладели эллинами в такой степени, что этот процесс стал уже необратимым. А пассионарность, итак невысокая, продолжала необратимо снижаться на протяжении всего II века до н.э., исчезали связи, которые раньше служили единению эллинов, начинался распад этноса и его гибель. Ничего подобного римский этнос пока не знал.

“Когда тупость и бессмыслие овладели всеми эллинами до такой степени, в какой трудно встретить эти состояния даже среди варваров”, когда субпассионарный шлак наводнил Элладу, знаменитый историк, как нам кажется, увидел в молодом и здоровом римском этносе, полном пассионарности, ту реальную силу, которая сможет подавить субпассионариев и освободит многострадальную Элладу от их растлевающего влияния, от их эгоистических животных инстинктов.

В этом смысле, скорее всего, и нужно понимать выражение, ставшее уже классическим: “мы не были бы спасены, если бы не были быстро сокрушены”.

Примечания

1. Розовский А.А. Понятие эллинизм: цивилизационный подход (постановка проблемы) // Методология и методика изучения античного мира. - М., 1994.

2. Гумилёв Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. - М., 1994.

3.  Жебелев С.А. Из истории Афин, 229-31 гг. до Р.Х. - СПб., 1898.

4. Андреев Ю.В. Цена свободы и гармонии. - СПб., 1998.

5.  Дюрант В. Цезарь и Христос. - М., 1995.

6.  Левек П. Эллинистический мир. - М., 1989.

7.  Боннар А. Греческая цивилизация. - М., 1992. Т.3.

8. Тойнби А. Дж. Постижение истории. - М., 1996.

9. Хабихт Х. Афины. История города в эллинистическую эпоху. - М., 1999.

10. Гумилёв Л.Н. Конец и вновь начало. - М., 1994.

11. Момзен Т. История Рима. - СПб., 1994. Т.1.

12. Шпенглер О. Закат Европы. - Минск, 1998. Т.1.

13. Момзен Т. История Рима. - СПб., 1994. Т.2.

14. Эллинизм: экономика, политика, культура. - М., 1990.

15. Латышев В.В. Очерк греческих древностей. - СПб., 1997. Т.1.

16. Мищенко Ф.Г. Федеративная Эллада и Полибий // Полибий. Всеобщая история. - СПб., 1995. Т.1.

17. Трухина Н.Н. Политика и политики “золотого века” римской республики. - М., 1986.

18. Кудрявцев О.В. Эллинские провинции Балканского полуострова во втором веке нашей эры. - М., 1954.

Дроздов К.С. (Белгородский государственный университет, исторический факультет)

В работе рассматривается этническая история Эллады конца III-II вв. до н.э., период активного взаимодействия эллинов с Римской республикой. В рамках пассионарной теории предложена реконструкция этногенеза эллинов, их этнических стереотипов поведения этого времени. На основе сравнительно-исторического анализа, диахронии показано, как в сравнении с VI-V вв. до н.э. (акматическая стадия этногенеза) изменялся уровень жизненной активности древнегреческого этноса (его пассионарность), а значит, частота, масштаб и значимость исторических событий. Делается предположение, что к моменту столкновения с Римом (инерционная стадия этногенеза) эллины из пассионариев, ковавших величие и славу Эллады, превращаются в субпассионариев - трусов, пьяниц и развратников. Наконец, делается вывод о том, что субпассионарная Эллада была обречена на поражение в противостоянии с молодым римским этносом, а римское завоевание оказало благотворное влияние прежде всего на самих эллинов, положив конец хронической “войне всех против всех”, спасло ее от окончательного самоуничтожения. (“Мы не были бы спасены, если бы не были быстро сокрушены”.)