|
|
|
О Великой Отечественной войне можно писать по-разному. В течение полувека советская пропаганда превращала историю в миф, символизирующий прочность и незыблемость советского строя и тем самым оправдывающий само его существование. Еще и по сей день живы люди, для которых война - не страницы в учебнике и не музейная пыль, а лично пережитый опыт во всей его субъективной тяжести и смутной нерасчлененности. От событий прошлого всего шаг до современной политики, способной реанимировать противоречия военных лет, чтобы заставить их и сегодня влиять на отношения между отдельными людьми и целыми государствами. Наконец, Великая Отечественная война - достояние академической истории, у которой свой счет, методично отодвигающий события военных лет на положенное им расстояние в прошлое: десять лет... двадцать лет... пятьдесят... шестьдесят. Война - это то, что было в прошлом веке.
| ДВА МИРА, ДВЕ ВОЙНЫ |
|
Формально Великая Отечественная война, которую Советский Союз вел против гитлеровской Германии и других стран оси, - лишь эпизод в рамках Второй мировой войны, которая и длилась дольше, и втянула в себя большее число государств. Напомним, что Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 года с вторжения немецких войск на территорию Польши и закончилась 2 сентября 1945 года в Токийской бухте, на борту американского линкора "Миссури", где представители японских властей в присутствии представителей союзных держав подписали акт о капитуляции. Шесть лет боевые действия с разной степенью интенсивности шли на территории трех континентов и в водах трех океанов, в войну вступили 72 страны мира, в общей сложности за эти годы под ружье встали 110 миллионов человек, а 62 миллиона человек во всем мире ее не пережили. Однако в сознании сегодняшних россиян и других бывших граждан СССР Великая Отечественная решительно заслонила собой эту, более широкую, историю. |
И тем не менее, вряд ли сегодня найдется хоть один россиянин совершеннолетнего возраста, который с чистой совестью мог бы заявить, что прошедшая в прошлом веке война его совершенно не волнует и не касается. Любое высказывание такого рода будет звучать фальшиво и отдавать нарочитостью. Для того чтобы понять, насколько живы связи с уже довольно-таки отдаленным прошлым, достаточно сопоставить отзвуки, вызываемые в памяти упоминаниями о Великой Отечественной и о Первой мировой войнах. Война 1914-1918 годов была не менее страшной, чем Вторая мировая, и по количеству жертв, и по масштабам разрушений. А с точки зрения катастрофического разрыва с прошлым, как рубеж, отделивший предыдущую мирную, устойчивую и спокойную жизнь от чего-то нового, неуютного и пугающего, - куда более страшной. Именно потому, что она была первой мировой войной в истории человечества.
Но та война для сегодняшних россиян давно уже стала музейным экспонатом. И дело даже не в том, что не осталось живых ее свидетелей. И не в том, что параллельно с ней в самой России разворачивались не менее грандиозные исторические события. Ведь Первая мировая была не только фоном, но и поводом для Октябрьской революции, так что не будь войны, не было бы и переворота 1917 года... Но кто из сегодняшних россиян скажет, что память о самой революции для него до сих пор жива? Не по книгам и не по фильмам, а как о личном переживании, как о чем-то, пропущенном через свою собственную судьбу? События 1910-х годов давно отошли в прошлое, встали в один ряд с томами Карамзина, Соловьева и Ключевского, с крещением Киевской Руси, татаро-монгольским игом, Куликовской битвой, Смутным временем или вторжением Наполеона в Россию.
А вот Великую Отечественную на полку пока не поставишь. С 1945 года в России сменилось не одно поколение, в стране произошли новые, не менее драматичные события, распался СССР, были пересмотрены многие другие политические итоги Второй мировой, а День победы 9 мая до сих пор остается не просто официальным праздником государственного календаря, но совершенно особой датой в сознании подавляющего числа россиян и других жителей бывшего Советского Союза (и чем никогда не станет, например, новый общероссийский праздник - 4 ноября, день освобождения Москвы от польских интервентов).
Вместе с этой датой оживает в нашем сознании целый ряд образов, каждый из которых обладает своим особым значением, внятным нам и сегодня: 22 июня 1941 года и Брестская крепость, "Вставай, страна огромная!" и "Родина-мать зовет!", приказ "Ни шагу назад" и подвиг Гастелло, блокада Ленинграда и Сталинградский котел, партизаны в тылу врага и пионеры-герои, Т-34 и "Катюши", маршал Жуков и Неизвестный солдат, Курская дуга и взятие Берлина, освобождение Освенцима и встреча на Эльбе, Парад победы и "В шесть часов вечера после войны"... Этот список можно продолжать и дальше, но несомненно, что для нескольких десятков миллионов человек он остается неким общим языком, набором общепонятных символов, объединяющим людей куда надежнее общей границы, государственного флага или единой национальной валюты.
|
Он хотел верить, что все им совершенное в таких муках должно где-то обнаружиться, сказаться в чем-то. Пусть не сегодня, не здесь, не на этой дороге - может, в другом месте, спустя какое-то время. Но ведь должна же его мучительная смерть, как и тысячи других не менее мучительных смертей, привести к какому-то результату в этой войне. Иначе как же погибать в совершеннейшей безнадежности относительно своей нужности на этой земле и в этой войне? Ведь он зачем-то родился, жил, столько боролся, страдал, пролил горячую кровь и теперь в муках отдавал свою жизнь. Должен же в этом быть какой-то, пусть не очень значительный, но все же человеческий смысл. Василь Быков. "Дожить до рассвета" |
Многие, кто прошел через войну и потом пытался осмыслить ее опыт, отмечали одну важную ее особенность. Сами масштабы происходившего были настолько огромны, что на их фоне совершенно терялись судьбы отдельных людей. Невероятные страдания, тяжкие усилия, жизнь и смерть каждого участника тех событий словно бы ничего не значили, пропадали в грандиозной картине целого, охватить которую одному человеку было заведомо не под силу. Там, где действуют колоссальные массы, любой единичный поступок, пусть даже самый выдающийся, стирается, становится рядовым и малозаметным. За прошедшие годы много было написано про массовый героизм советских людей, но следует помнить, что всех воевавших и помогавших им в тылу рано или поздно посещала мысль о том, что они участвуют в какой-то бессмысленной бойне, в совершенно противоестественном деле, что ими правит не разумная воля партийных руководителей и военачальников, а слепая бездушная сила, неподвластная людям, как сила стихии. Героями эти люди почувствовали себя потом, уже после войны.
В западной художественной литературе, например, американской, это ощущение тщетности индивидуальных усилий, эта "окопная правда" породили образ "маленького человека" на "чужой войне" (можно вспомнить, например, хорошо известный в СССР роман Нормана Мейлера "Нагие и мертвые"). Советским писателям мыслить такими категориями запрещалось (хотя они все равно это делали - взять хотя бы "В окопах Сталинграда" Виктора Некрасова), но даже те, кто был вполне лоялен, не могли не говорить об этой страшной правде войны, что видно уже из наугад взятых заголовков фронтовой прозы: "Легенда о малом гарнизоне", "Баллада о неизвестном солдате", "В списках не значился", "Двое из двадцати миллионов", "Рассказ об отсутствующем" и так далее. Знаменитый лозунг уже послевоенного времени - "Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен" - говорит, в сущности, о том же.
О том же говорит и тот факт, что и сегодня, спустя шестьдесят лет после окончания Великой Отечественной, поисковые отряды продолжают доставать из-под земли останки все новых и новых незахороненных солдат той войны, которые до сих пор значатся пропавшими без вести. По данным генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева, выступившего в 1998 году на заседании Ассоциации историков Второй мировой войны с новыми, уточненными данными людских потерь советской и германской стороны, только в самые первые дни боев в СССР без вести пропали 500 тысяч призывников. Это - больше, чем все население такой европейской страны, как Люксембург. Конечно, не все они были убиты. Речь идет о людях, которые по мобилизационному призыву в двадцатых числах июня 41-го года явились в военкоматы, успели получить направления в части, но до самих частей так и не добрались - то ли вообще не было уже этих частей, то ли они успели откатиться далеко на восток. Призывники рассеялись - кто попал в плен, кто осел на захваченной территории, кто подался в партизаны, а кто и присоединился к Красной Армии, но уже не к той части, номер которой стоял в мобилизационном предписании. И все же, сколько из этого полумиллиона человек погибли, так и не успев вступить в строй и даже сделать выстрела по врагу? Какой высшей цели послужила их смерть?
|
В сорок первом году, когда сам он, раненный, попал в плен и гнали их под конвоем, увидел он с холма всю колонну. Прошел дождь, солнце светило предвечернее, свет его был такой щемящий, словно не день, а жизнь догорает. И по всей дороге под автоматами брели пленные, растянувшийся, колышущийся строй. А там, куда их гнали, посреди голого болота, сидели люди, сотни, может быть, тысячи людей, земли под ними не было видно: головы, головы, головы, как икра. Вот такие мальчики, стриженные наголо, сколько из них могло бы сейчас жить. Впервые тогда он понял, увидав, как мало в этой войне значит одна человеческая жизнь, сама по себе бесценная, когда счет идет на тысячи, на сотни тысяч, на миллионы. Григорий Бакланов. "Навеки - девятнадцатилетние" |
И тем не менее, несмотря на столь безжалостное подавление индивидуального начала в советском "маленьком человеке", который умел думать и чувствовать не менее глубоко и тонко, чем его западные союзники, Великая Отечественная так и не стала для него "чужой" войной. Отрешение людей, попавших под гигантское колесо, от самих себя, зачастую оборачивалось не только протестом против бессмысленности происходящего, но и готовностью к самопожертвованию, невиданным духовным взлетом: "Там головы не подымешь, а душа разгибается в полный рост", - говорит о передовой один из персонажей писателя-фронтовика Георгия Бакланова.
В этом и заключается один из парадоксов советской истории. Как бы мы сегодня ни относились к официальной идеологии тех времен, как бы ни говорили, что в те годы люди действовали исключительно под страхом немедленного расстрела, нельзя не видеть главного: ужас чудовищной бойни не разобщил, но, напротив, сплотил огромный Советский Союз, позволил многомиллионным массам ощутить себя единым целым, осознать общую цель, выходящую за пределы личных, местных, национальных или конфессиональных интересов. Легендарными стали рассказы о том, как сражались на фронтах Великой Отечественной представители кавказских народов, как принимал беженцев со всей страны Ташкент, как день и ночь качал каспийскую нефть Баку, как за Уралом в считанные месяцы воздвигли мощную сеть промышленных предприятий.
Каждый четвертый солдат в рядах Красной армии был призван из Средней Азии, именно там формировалась, например, знаменитая Панфиловская дивизия, остановившая немцев под Москвой. "Для чего я живу? Ради чего воюю? Ради чего готов умереть, на этой размытой дождями земле Подмосковья? Сын далеких-далеких степей, сын Казахстана, азиат - ради чего я дерусь здесь за Москву, защищаю эту землю, где никогда не ступала нога моего отца, моего деда и прадеда?", - рассуждает главный герой романа Александра Бека "Волоколамское шоссе" и сам себе отвечает: "Казахи говорят: "Человек счастлив там, где ему верят, где его любят". Я, казах, гордящийся своим степным народом, его преданиями, песнями, историей, теперь гордо ношу звание офицера Красной Армии, командую батальоном советских солдат - русских, украинцев, казахов. Наши дети бегают вместе в школу, наши отцы живут бок о бок, делят лишения и горе тяжелой годины".
Видимо, именно это - память о великом единении миллионов самых разных людей и о совокупной тяжести принесенных ими жертв - и делает прошедшую войну столь волнующей для тех, кто никогда ее не видел и чьи родители либо застали ее детьми, либо тоже родились уже в мирное время. Крайний индивидуализм, отчуждение от себе подобных, экзистенциальное одиночество, заглядывание в бездну Ничто - весь этот столь богатый опыт нигилистически окрашенных субъективных переживаний, открытый XX веком и вполне понятный нам сегодня, в ходе самого страшного в истории России испытания и ценой самых страшных человеческих потерь оказался преодолен. Советский Союз потерял в Великой Отечественной войне 26,6 миллионов жизней - так может, эти беззвестные, безгласные, безымянные миллионы умерли не только для того, чтобы сокрушить мощь гитлеровской Германии, но и для того, чтобы указать современникам и последующим поколениям на возможность выхода из тесного лабиринта одиночества?
|
Одним из самых поразительных явлений войны остается тот факт, что Гитлер старался оградить свой народ от тягот, которые Рузвельт или Черчиль взваливали на свои народы без всяких колебаний. Разрыв между тотальной мобилизацией рабочей силы в демократической Англии и халатным подходом к этому вопросу в авторитарной Германии отражает обеспокоенность режима возможным отливом народного благоволения. Руководящие круги не желали сами приносить жертвы, но они не ожидали их и от народа, стараясь поддерживать его по возможности в добром расположении духа. Альберт Шпеер. "Воспоминания" |
Но не только свою духовную силу ощутило население СССР во время войны. Великая Отечественная стала пиком военной мощи советского строя, которую он смог доказать не на бумаге и не на парадах, а непосредственно на полях сражений с очень опасным и мощным врагом. Недаром советская пропаганда постоянно подчеркивала, что на военную машину Гитлера работало пол-Европы. С этой точки зрения, Великая Отечественная превратилась в поединок между социалистическим Советским Союзом и буржуазно-либеральным Западом. Для кремлевского руководства война стала возможностью воплотить в жизнь единственное, что эти люди по-настоящему умели и в виде чего представляли себе социализм: программу перевода экономики страны и всех прочих областей общественной жизни на военные рельсы. Мобилизационные ресурсы советской власти оказались поистине неисчерпаемыми: за годы войны, по данным генерала Кривошеева, под ружье было поставлено 34 с половиной миллиона человек, причем львиная их доля, 29 с половиной миллиона, были призваны в Красную армию (для сравнения, Германия на все фронты Второй мировой сумела выставить "всего" 21 миллион солдат и офицеров).
А для самих этих миллионов воевавших, равно как и для тех, кто проживал в тылу, кто остался на оккупрованной немцами территории или был угнан в плен, да и для всех их потомков, победа над фашизмом означала совсем другое - завоевание права на жизнь и беспощадную месть врагу. Гитлер хотя и рассчитывал, что жители СССР обрадуются возможности скинуть с себя ненавистное иго большевизма и станут в массовом порядке переходить на его сторону, словно нарочно предпринял все меры к тому, чтобы восстановить против Германии не просто "комиссаров", но самых что ни на есть покорных и не интересующихся политикой обывателей. Война, начавшаяся с массированных авианалетов на мирные советские города, сразу показала свой непримиримый характер. Советские люди еще ничего не знали о придуманном в ставке Гитлера решении "восточного вопроса", но уже видели, что враг идет не просто захватывать и порабощать, а убивать - сначала в темпе блицкрига, хаотично и выборочно, а потом - методично, по плану, с запрограммированностью хорошо смазанной машины.
Поэтому лозунг "Все для фронта, все для победы" для подавляющего большинства жителей СССР с самого начала войны стал не просто идеологическим штампом, но буквальным отражением личного понимания ситуации. Генералы и офицеры вермахта с самых первых дней боев отмечали то непривычное для них упорство, с каким разрозненные, отходящие части Красной армии оказывали сопротивление наседающему врагу. Поэтому и сама война очень быстро обрела характер Отечественной, священной войны за само право народа на жизнь, в которой на равных участвовали как молодые мужчины призывного возраста, так и женщины, старики и даже дети. На этом фоне победы Красной армии обретали особенный смысл, выходивший за рамки оперативно-тактической и даже стратегической целесообразности. Речь шла о восстановлении чувства попранной справедливости целого народа, об удовлетворении чувства коллективной мести за погубленные жизни и разрушенные города.
|
Я никак не могу понять вас, русских. Находящихся в плену нас, немцев, в тяжёлое для вас время кормили по солдатской норме вашего солдата. А дети ваши бегали около нас полуголодные и выпрашивали у нас кусочек хлеба. Генерал Гофман, бывший министр обороны ГДР, бывший военнопленный, работавший на уральских лесозаготовках |
Не только у политического руководства страны, но и у простых людей не возникало сомнения, что победить в такой войне - значит нанести врагу такой же урон, который СССР потерпел в 1941 году, выполнить то, что не удалось выполнить немцам - дойти до Берлина и захватить его, переловить высшее руководство рейха и строго спросить с каждого за все совершенные ими на территории Советского Союза преступления. Многие немцы еще во время войны не раз упрекали Гитлера за то, что он даже в самые последние дни не собирался вступать в переговоры, готов был пожертвовать последним солдатом, "утащить всю нацию за собой в могилу". Но, видимо, у фюрера были на то свои резоны - сам будучи необычайно чутким к голосу "почвы и крови", к мифологическим корням общественного сознания, он, наверное, не столько понимал, сколько чувствовал, что в этой войне на взаимное истребление двух народов договариваться с ним никто не станет и пощады ему ждать неоткуда.
И снова парадокс: до Берлина дошли и всех, кого успели, переловили, но беспощадно мстить миллионам немцев не стали - даже к военнопленным, попавшим в советские лагеря, относились по меркам того времени терпимо, что этими же военнопленными не раз впоследствии было отмечено. Несомненно, Сталин намеревался извлечь из сражений Великой Отечественной все возможные политические дивиденды, показать всему миру не только мощь советского оружия, но и гуманность советского строя. Расчет был прост: либеральные страны Запада не сумели справиться с Гитлером, а СССР сумел, причем одержал над врагом не просто военную, но и убедительную моральную победу. А значит, в определенном смысле одержал моральную победу и над ними, тогдашними союзниками, с которыми Сталину предстояло договариваться о послевоенном устройстве мира. Видимо, еще свежи были в памяти Сталина рассуждения о большевистских ордах, угрожающих цивилизованной Европе, - вот он и стремился доказать, что хваленому цивилизованному Западу есть чему поучиться у Страны советов.
| СМОТРИ ТАКЖЕ |
Но важно, что сами советские люди оказались готовы к новой для себя роли учителей. Незабываемый урок самим себе и всему миру был преподнесен в 1944 году в Москве, когда через столицу провели колонну немецких военнопленных. Побежденного врага публично окатили презрением... и оставили ему жизнь. Других доказательств величия духа русских людей можно было уже и не приводить. Память о советском солдате-освободителе, оставшаяся у народов Восточной и Центральной Европы - не просто идеологический штамп и пропагандистский миф. При всех зигзагах внешней политики Сталина и его последователей нельзя не помнить, что именно Красная армия принесла европейцам освобождение от фашизма, который в 1945 году большинству из них казался настоящим олицетворением варварства.
Так что же сегодняшние россияне и другие выходцы из бывшего СССР отмечают 9 мая, в День победы над гитлеровской Германией? Наверное, не просто историческую дату, оставшуюся в прошлом веке. В этот день восстанавливается связь с тем высшим моментом в тысячелетней истории России, когда напряжением всех своих сил страна не просто устояла перед лицом гибели, но и достигла максимального духовного расцвета, доказала свое величие, завоевала право на достойное место рядом с великими мировыми цивилизациями. Редко в истории отдельных стран выпадают периоды, когда их граждане в массовом порядке получают возможность в полной мере реализовать свои индивидуальные и национальные задатки, когда они могут приложить все свои силы и всю свою энергию для достижения цели, имеющей не частное и не территориально-локальное, но общемировое значение.
А значит, мы еще долго будем помнить Великую Отечественную войну и находить в победе над фашизмом то общее, что объединяет и возвышает нас даже сегодня, несмотря ни на что.