НАРОЧНИТСКАЯ.РУ /
КНИГИ |
||
"РОССИЯ И РУССКИЕ В МИРОВОЙ
ИСТОРИИ" Авторская аннотация для
пользователей сайта
Задачи необходимой
социальной и экономической модернизации России и полноценного, равноправного
конструктивного участия в современном этапе мирового исторического процесса
встали драматично в сложнейшем международном контексте после распада СССР.
Очевидно, что начавшийся структурный передел мира, случающийся на каждом
переходе в новое столетие, и вставшую вновь перед российским обществом
проблему самоопределения в целях и ценностях национального бытия, по
отношению к собственной и мировой истории, необходимо осмыслить в широких
историко-философских критериях. Наряду с этим стало
очевидным, что заметное духовное и геополитическое давление на Россию
отражает уже не борьбу идеологий ХХ века - демократии и коммунизма, а обрело
знакомые из истории геополитические очертания. Расширение НАТО на Балтике,
борьба за ориентацию Восточной Европы, современный балканский кризис,
появление англосаксонских сил в Черноморо-Каспийском балансе проявляют
преемственные устремления прошлого, напоминая геополитические сценарии,
разыгрывавшиеся вокруг России в 1917 году и во времена двух мировых войн.
Поэтому актуальна в научном и политическом отношениях задача обобщения
исторического пути России в ХХ веке, выяснения степени преемственности
событий и осмысления параметров исторического состояния России в фокусе общемировых
идейных и геополитических процессов. Методология. Особенностью и новизной
работы является сочетание традиционных методов исторического исследования
международных отношений с философским анализом общественного сознания и
внешнеполитических доктрин. Общей методологией стала историософия (термин
русской общественной полемики конца XIX-начала ХХ вв., означавшей
нематериалистическую философию истории, которая была вытеснена из этой
полемики В. Лениным его работой "Материализм и эмпириокритицизм". Именно на фоне панорамы
эволюции исторической и религиозно-философской картины мира в человеческом
сознании и взаимоотношений России и Европы возникает преемственная картина
исторического развития России – СССР: как направления ее внутреннего
импульса, так и места и отношения к ней в системе международных отношений ХХ
века. История и философия – это главные основы самосознания и "питомники
его идеалов", а каково самосознание человечества в данную эпоху, таков и
направляемый им исторический импульс. Историософский подход в наибольшей
степени преодолевает и субъективизм, ибо имеет объектом изучения и
исторический акт, и самосознание, то есть мотивацию к его совершению. Философия истории к концу
ХХ века постепенно исчезает из общественной науки, ибо она при максимальной
отвлеченности понятий предполагает слишком четкое определение в системе
ценностей, но в марксизме "главный вопрос философии" решен раз и
навсегда, а сознание "открытого общества" , как утверждает Карл
Поппер – обрушивавшийся на все великие духовные и национальные традиции
человества, действует на основе "незавершенного понимания" и
"относительности всех ценностей". Сейчас принято больше говорить об
"историческом мышлении", к которому одинаково принадлежат
рассуждения о будущем и о прошлом, о культуре и цивилизациях, о главных
событиях настоящего, о политике и войнах. Избегает философствования
и модная французская школа "Анналов", хотя в начатой ее лидерами –
французскими историками Февром и Блоком "битве за историю", она
противопоставляет "истории событийной", как преодоленному этапу,
восприятие историческим сознанием "пространственных и временных
структур" в "протяженности", позволяющее схватить
"историю подлинную". Но при выделении для исследования периодов,
пронизанных единством культуры (христианское Средневековье - Ле Гофф,
эллинистическое Средиземноморье - Ф.Бродель), очевидно остаются в стороне всемирная
"протяженность" и вопрос, почему же цели и ценности и сам
движущий импульс к совершению исторического акта разных периодов столь
отличаются, хотя история в целом непрерывна. На этот вопрос дает ответ
философия истории, проникновение в те глубины сознания, где на основе главных
представлений о добре и зле, о человеке и человечестве, формируются и
представления о смысле и цели вселенского и личного бытия. Именно христианское
толкование истории своей универсальностью связывает воедино кажущиеся не
преемственными философию прогресса, тем более его результат в эпоху
пост-модерна, и эсхатологичность христианского видения мира. Такой подход –
то есть исследование истории в свете высших метафизических идей (Л.Карсавин),
позволяет найти корни современных идеологий и политических доктрин - от
эзотерического интеллектуализма "новой правой" до космополитической
целесообразности "глобального управления", проследить эволюцию
внутреннего побуждения к творчеству у личности прошлого – к противоположному
отстаиванию современным индивидом бытия без целеполагания. Такая философская
логика позволяет проследить побудительные мотивы непрерывного расширения
западной цивилизации во всех ее формах: католического романо-германского духа
Европы Петра с ее бесспорной культуртрегерской мощью и его современной
либеральной пародией, неспособной даже включить в текст Европейской конвенции
упоминание о христианских ценностях, и, прежде всего путь России к
драматическим сменам начала и конца ХХ века. Христианское толкование
истории позволяет равноудаленно исследовать общественные учения ХХ века и
истерическую борьбу двух кузенов – детищ Просвещени – марксизма и
либерализма, соперничающих за cвою версию униформного безрелигиозного и
безнационального сверхобщества под глобальным управлением, а не судить о
коммунизме с позиций западноевропейского либерализма и наоборот, - о
либерализме, не зная никакой антитезы кроме коммунизма. Вовлечение России как
явления мировой истории и культуры в очередной глобальный проект униформации
мира напоминает драму и утраты России при столкновении с первой
универсалистской идеей ХХ века под флагом марксизма. Путь СССР показал, что
исторически жизнеспособная национальная государственность должна опираться на
"дух народный", который составляет нравственное могущество
государства, подобно физическому нужное для его твердости". Основанное
на задаче глобализации идеи коммунизма государство к концу ХХ века стало
клониться к упадку. Держава и нация, впитав отчасти "дух народный"
в годы войны, что дало взлет могущества на мировой арене, при столкновении с
очередным глобализмом вновь утратили его, пришли к распаду, к кризису
самосознания и нигилизму к своей истории. Вселенская дилемма
"Россия и Европа", которую не обошли вниманием почти все крупные
умы России прошлого, опять встает перед нами, как и Мировой Восточный вопрос,
поскольку дискуссия разворячивается на фоне очевидного геополитического
давления уже на некоммунистическую Россию. Противостояние приобрело знакомые
очертания – граница его опять проходит именно там, где Священная Римская
Империя, Ватикан, Речь Посполитая, Габсбурги стремились овладеть византийским
пространством, а вездесущая Англия противодействовала России из ее южного
подбрюшия - Центральной Азии, и где эта экспансия разбилась о мощь
российского великодержавия. Формирующаяся
Балто-Черноморская дуга – это старый проект XVI века, отрезающий Россию от
выходов к морю, а Балканы и вардаро-моравская долина на них с Косовым полем
как и сто, двести, четыреста лет назад – становятся осью, соединяющей
Западную Европу с регионом проливов. Папа Иоанн Павел VI, канонизировавший
униатов-коллаборационистов, назвавший только украинцев наследниками святого
Владимира и последовательно объявил о создании католических епархий на
территории России, продолжил дело Папы Урбана VIII, взывавшего через
несколько лет после Брестской Унии (1596): "О мои русины! Через вас-то я
надеюсь достигнуть Востока". Наконец, торжествующие
англосаксы вступают победителями и миротворцами в Кабул, гарантируя базами в
Центральной Азии старые и новые позиции "к востоку от Суэца", что
многократно превосходит самые дерзкие мечты Пальмерстона и Дизраэли. Планы
создать очередной "пакт стабильности" для Центральной Азии после
тотального разгрома Афганистана, весьма похожи на реконструкцию известного
пакта СЕНТО – Организации Центрального договора, который должен был связать в
единую цепь государства, находящиеся на стратегических точках оси
Средиземноморье – Малая Азия - Персидский залив - Пакистан. Для этого
необходимо сокрушить Ирак, ибо только с Месопотамией, вожделенным призом, к
которому стремилась Британия в Первой мировой войне, ось Вашингтон+Лондон –
Тель-Авив – Стамбул, намеченная еще в начале ХХ века, может получить
продолжение в Персидский залив. Ирак – современный Карфаген Персидского
залива должен быть разрушен! Только тогда "четвертый Рим" сможет
овладеть огромным евразийским эллипсом, детали очертаний которого вспыхивали
на карте мира еще полтора века назад. Ставшее хорошим тоном
скептическое отношение к классической геополитике, связываемой в основном с
идеологией, стратегией и планами пангерманистов, призвано заслонить
бесспорный исторический факт: все планы, которые не удались немцам ни в
Первую, ни во Вторую мировые войны, прекрасно воплощены в последовательной
стратегии англосаксов – Британии и США и вполне реализованы к концу ХХ века.
География и расписание расширения НАТО вполне совпало с картой пангерманистов
1911 года и построениями "Mitteleuropa" Ф.Наумана. То, что не
удалось средствами политики, довершено с помощью вполне
"тевтонских" методов – агрессией против Югославии и
"антитеррористической операцией", стершей с лица земли не только государство
Афганистан, но даже горы в Тора-Бора. Очевидная борьба после
крушения российского великодержавия обнаружила сходство многих идеологических
проектов начала и конца ХХ века и геополитические константы, а идея
глобального сверхобщества, которую с переменным успехом отстаивали коммунизм
и либерализм, создала почву для продвижения "глобального
управления" под эгидой победителя. Трон в этом царстве человеческом,
разумеется, не пуст. Новая архитектура Евразии строится под флагом деления
мира на ось добра и ось зла. Поэтому давно назрел
пересмотр интерпретации мировой политики ХХ века лишь как борьбы либерального
Запада с коммунистическим СССР. Это поверхностное клише довлеет как над
отечественной - марксистской и либеральной, так и над западной
историографией, заслоняя истинные хитросплетения вокруг России в годы
революции, после Ялты и Потсдама, и, наконец, уводя в сторону анализ
современной ситуации. Цель этого поверхностного подхода – не признавать
определенную преемственность русской истории в ХХ веке в судьбе СССР. В самый
разгар "холодной войны" под флером борьтбы "тоталитаризма и
демократии" на деле разворачивались все преемственные геополитические
противостояния прошлого и все аспекты прежнего взаимного отторжения. И
дилемма "Россия и Европа" и "Мировой восточный вопрос" в
метафорической интерпретации Н.Данилевского органично вошли в новую
"великую схизму" эпохи постмодерна, в которой опять соперничали
родственнные идеи, вышедшие из одного родового гнезда – на сей раз из
Просвещения. Современные реальные и
духовные противоречия между Россией и Западом развивались в течение веков в
контексте роста и упадка, но непрекращающегося давления на нее окружающих
цивилизаций Евразии. Но, не только мировые международные отношения проявляют
преемственные черты противостояний прошлого. Отторжение византийской
"схизмы" воплотилось в Новое время в стойкую фобию по отношению к
православной России. На всем протяжении превращения Московии в Российскую
империю, а затем в ХХ веке в коммунистический СССР, этот феномен независимо
от наличия реальных противоречий вызывал заинтересованную ревность особого
характера, присущую лишь разошедшимся членам одной семьи. Исполинская
размерами, куда более равнодушная чем Запад к земному и парадоксально
выносливая в посылаемых ей испытаниях и нашествиях с Востока и Запада Россия
принадлежала к тому же духовному наследию, но родила иной исторический опыт.
Она и добродетельствовала, и грешила всегда по-своему, а заимствуя что-то у
Запада, преобразовывала это до неузнаваемости. И даже когда Россия, как
честно в отличие от большинства западных интерпретаций признал А.Тойнби,
"рассталась со своей вековой традицией, впервые в истории переняв
западное мировоззрение", и превратилась из православной в
коммунистическую державу, она опять осталась империей и родила нечто, далекое
от ортодоксального марксизма. Тойнби убежден, что коммунизм – это оружие
западного происхождения и "в российской традиции не существовало даже
предпосылок к тому, чтобы там могли изобрести коммунизм самостоятельно".
И опять парадокс: коммунизм, особенно его ортодоксальный отряд - пламенные
интернациональные большевики, воспитанные в женевских кафе, крушил
православную душу, христианскую русскую жизнь России и ее государственность.
Но именно применение коммунизма на русской православной почве, в той самой
соперничавшей ойкумене сделало его в глазах Запада куда более опасным идейным
оружием на определенное время, чем любой гипотетический коммунистический
эксперимент на самом Западе. Такая же картина в области
философии современного либерального проекта мировой истории, в котором нет
места ни одной из великих духовных и национальных традиций человечества, а не
только России как феномену мировой истории и культуры. Сопротивление - это
проявление "тоталитаризма", но только слепец не увидит за этим клише
извечные западные фобии в отношении Православия и России, рядившиеся в разные
одежды, но единые для папского Рима и безбожника Вольтера, для маркиза
Астольфа де Кюстина и для К. Маркса, для В.Ленина с Л.Троцким, но также и для
духовного гуру московских западников - А.Сахарова - "царизм",
"русский империализм", филофейство, византийская схизма, варварство
варягов и диких скифов. Уничтожение российского
великодержавия во всех его духовных и геополитических определениях,
устранение равновеликой совокупному Западу материальной силы и русской всегда
самостоятельной исторической личности с собственным поиском универсального
смысла вселенского бытия - вот что стало "главным содержанием нашей
эпохи". Под видом прощания с тоталитаризмом сокрушена не советская -
русская история. Потемкин - уже не Таврический, Суворов - не Рымникский,
Румянцев - не Задунайский, Дибич - не Забалканский, Паскевич - не
Эриваньский, Муравьев - не Карский. Требует осмысления причин одна из
крупнейших национальных катастроф Нового времени, когда двадцать пять
миллионов русских, не сходя ни шагу со своей исторической земли, оказались за
пределами Отечества под разными чужими государственными флагами. Русский
народ - основатель и стержень российской государственности был насильственно
расчленен. Для России оставлена
геополитическая конфигурация, которая с постоянством повторяется в течение
многовекового давления на Россию с целью "сомкнуть клещи" с Запада
и Востока. Эти очертания начали проступать в начале 90 годов: санитарный
кордон Балто-Черноморской унии, отсечение от Черного моря и византийского
пространства тюркско-исламской дугой до Китая, которая, пройдя по плану через
Северный Кавказ, отделила бы от Каспия. Вместе с русской историей на глазах
рушится все поствизантийское пространство, охваченное апостасией. В вотчину
Запада почти добровольно переходит Киевская Русь - колыбель русского
Православия и символ византийской преемственности. Обезволенная Сербия
встраивается в дунайскую конфигурацию. Печальным знамением времени становится
entente православной Грузии с атлантической Портой, а вход британских
кораблей в Севастополь символизирует возвращение из прошлого Восточного
вопроса. Соперничество за
"российское наследство" свидетельствует о стремлении
воспользоваться упадком утратой исторических ориентиров России и осуществить
глобальный передел и униформацию мира. В двух крушениях России в
ХХ веке сыграли огромную роль разрушительные процессы в сознании. Для
восстановления роли России как держателя равновесия нужны восстановление
самосознания и определение целей и ценностей национального бытия и мировой
истории. ХХ столетие показывает, что Россия без целей, выходящих за рамки
материальной жизни, не жизненноспособна. Однако на вызовы либерального
универсалистского проекта пока нет серьезного ответа в современной России. В современном
неолиберализме и его универсалистском проекте уничтожается не только
христианский смысл, и всякое нравственное целеполагание жизни. Идеал
прогресса вырос из ощущения универсальности человеческого бытия и единства
истории в человеческом сознании, рожденном нравственным напряжением
христианства в противовес языческим и пантеистическим представлениями о
круговороте иллюзорных вещей, о бесконечных эманациях, фазах, эонах, в
которых не имеет ценности единственность и неповторимость человеческого
бытия, грех и добродетель, а значит историческая летопись и предание. Либерализм, ранее
возникший как жертвенный борец за определенные ценности и утверждение идеалов
прогресса, выродился в лево-либертарианский дух, ищущий в надмирном
"сообществе" гарантию своей несопричастности ни к одной из великих
национальных и духовных традиций человеческой культуры, и требующий устранить
эти традиции для обеспечения своего псевдобытия – истории без целеполагания.
©
narochnitskaia.ru |